Государство и церковь в 20 е годы. Советская власть vs Церковь

В конце 20-х годов усилилось государственное регулирование деятельности религиозных объединений. К этому времени почти все религиозные организации объявили о своей лояльности к новому строю. Началась разработка союзного закона о религиозных культах. Обсуждение его проекта проводилось в ведомствах, осуществляющих "церковную политику": НКВД, Президиуме ЦИК СССР. В ходе обсуждения развернулась дискуссия о перспективах религии в советском обществе, о характере деятельности культовых организаций, о формах антирелигиозной пропаганды. Утверждалось, что работа многих церковных общин приобрела антисоветский характер. Предлагалось усилить борьбу с ними как с контрреволюционной силой. Было решено сохранить существующее в республиках законодательство по отношению к религии. А Весной 1930 г. Президиум ВЦИК РСФСР принял постановление "О религиозных объединениях". Вводился запрет на хозяйственную (создание кооперативов) и благотворительную работу общин. Запрещалось преподавание религиозных вероучений в учебных заведениях государственных, общественных, частных. Для связи с религиозными организациями создавалась комиссия по вопросам культа при ВЦИК. В нее вошли представители наркоматов юстиции, внутренних дел, просвещения, ОПТУ. Позднее комиссия была преобразована в общесоюзную при Президиуме ЦИК СССР (председателем ее стал П.А. Красиков.

Усилилась пропагандистская кампания с разъяснением населению "несостоятельности" религиозных вероучений. Центром атеистической пропаганды являлся "Союз воинствующих безбожников", возглавляемый публицистом и автором многих антирелигиозных книг Ем. Ярославским. Союз издавал многотысячными тиражами газеты и журналы ("Воинствующий атеизм", "Безбожник у станка", "Антирелигиозник", "Юные безбожники" и др.). Создавались антирелигиозные музеи и выставки, организовывались курсы для подготовки пропагандистов атеизма. II съезд Союза безбожников (1929 г) провозгласил атеистическую работу важнейшим участком классовой борьбы. Борьба с религией объявлялась борьбой за социализм.

В феврале 1930 г. ЦИК и СНК приняли постановление "О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений". Местным органам власти рекомендовалось усилить контроль за составом руководителей общин. "Враждебных" советскому строю лиц предлагалось исключить из актива религиозных объединений. Участились целенаправленные репрессии против духовенства. Было увеличено налоговое обложение церковнослужителей. В случае неуплаты налогов их имущество конфисковывалось, а сами они выселялись в другие районы страны. Был упрощен порядок закрытия церквей: решение этого вопроса передавалось облисполкомам и крайисполкомам Советов. В середине 30-х годов число действующих культовых зданий (храмов, церквей, мечетей, синагог и др.) составляло 28,5% имевшихся в дореволюционной России. В связи с этим ЦИК счел нужным упразднить созданную ранее комиссию по вопросам культа. В новую Конституцию СССР не было включено положение о свободе религиозной пропаганды.

Введение

Глава 1. Положение Русской Православной церкви в начале 20-х гг. XX века

1 Особенности положения РПЦ в 1920-х гг.

2 Процесс обновленчества РПЦ: причины и сущность

Глава 2. Понятие процессов гонения на русскую православную церковь

1 Изъятие церковных ценностей во время голода 1921-1922 гг. Идеологическая борьба против Церкви

2 «Фронтальная атака» на Русскую Православную Церковь в 1929 - 1933 гг.

3 Идеологическая борьба в 1929 - 1941 гг.

Заключение

Библиографический список

Введение

Актуальность темы. В 1917 году в России произошел октябрьский переворот, в результате которого к власти в стране пришло коммунистическое правительство. Ее особенностью был ярко выраженный богоборческий антирелигиозный характер. Причиной этого являлась атеистическая идеология, принципиально отвергавшая религию. Неудивительно, что сразу после своего прихода к власти коммунисты начали широкомасштабную и бескомпромиссную борьбу с религией. Самый сильный удар обрушился на Русскую Православную Церковь, как доминирующую на территории России.

В XX веке Русская Православная Церковь (далее РПЦ) в России подверглась самым страшным гонениям, которые когда-либо обрушивались на христиан. Советской власти было необходимо уничтожить Православную Церковь, так как сам факт ее существования опровергал основы марксисткого мировоззрения. Таким образом, уничтожение РПЦ было важнейшей идеологической задачей богоборческой власти.

Гонение на РПЦ по масштабам и жестокости намного превысили все известные в истории гонения на христиан. Появились новые мученики, люди пострадавшие и уничтоженные за веру.

Имена святых Патриарха Тихона, митроп. Владимира (Богоявленского), митроп. Вениамина (Казанского), митроп. Петра (Крутицкого), архиеп. Луки (Войно-Ясенецкого), прот. Петра Скипетрова, прот. Философа Орнатского и других новомучеников и подвижников РПЦ XX века бесконечно дороги сердцу каждого русского православного человека.

Очевидно, что подробное изучение истории гонений на РПЦ в XX веке и подвигов ее защитников совершенно необходимо. Это имеет как духовно-назидательную, так и практическую ценность, поскольку нельзя исключать возможность новых гонений. Отсюда вытекает религиозно-нравственная актуальность данной работы. В связи с крахом Советского государства стали известны факты широкомасштабной и последовательной репрессивной политики коммунистической власти против Церкви. Ряд современных исследований проливают свет на эти события. Однако многое остаётся неизвестным и сейчас, тема полностью не разработана до сих пор. Многие источники стали доступны лишь в последнее время. Авторы имеющихся трудов часто пользуются разными источниками, что приводит к расхождениям (особенно это касается статистических данных). Наконец, исследователи постоянно расходятся в оценках поведения церковных деятелей той эпохи (полемика между Зарубежной и Русской Православными Церквями). Отсюда и вытекает научная актуальность работы.

Особый интерес представляет сопоставление данных из всех имеющихся в наличии источников и исследований, что в известной мере поможет избежать тенденциозности. Очень важно также обозначить чёткую статистическую схему репрессий в указанный период. Нужна единая «система координат», с помощью которой удалось бы решить поставленные задачи.

Объектом дипломной работы является Русская Православная Церковь.

В качестве предмета выступают гонения на Русскую Православную Церковь

Цель - проанализировать процесс гонения на Русскую Православную Церковь в 20-30-е годы.

Хронологические рамки определяются 1917-1941 гг. Первая дата обусловлена Октябрьским переворотом, приходом большевиков к власти и началом антирелигиозной политики государства. Вплоть до 1941г. Советская власть целенаправленно пыталась идеологически и физически уничтожить Церковь, используя для этого эффективную карательную машину. С началом войны интенсивность репрессий резко снизилась и через некоторое время государство даже пошло на реальную нормализацию отношений с Церковью (фактически это было поражение идеологии атеизма). Впоследствии в истории СССР уже не было столь жестоких гонений на Церковь. В соответствии с этим и взяты данные хронологические рамки.

Методологическую основу работы составили принцип историзма, цивилизационный подход, а также комплекс общенаучных, специально-исторических и междисциплинарных методов.

Реализация принципа историзма требует обращения к историческому контексту и заключается в рассмотрении отдельных явлений и фактов в их взаимосвязи, развитии и конкретно-исторических условиях. Принцип историзма нацелен также на обобщение процесса исторической эволюции страны.

Использование цивилизационного подхода, однако, должно быть дополнено интерпретацией общей направленности исторических изменений в новое и новейшее время, проявившейся в трансформации церковно-государственных и внутрицерковных отношений.

Использование междисциплинарных методов определяется, прежде всего, сочетанием исторического и религиоведческого подходов, что, в свою очередь, обусловлено тематикой данной работы.

Анализ литературы и источников .

Имеющиеся источники можно разделить на три части.

Во-первых, это документы, представляющие официальную позицию РПЦ, как-то: Деяния Поместного Собора РПЦ 1917-1918 гг.; изданные Высшим Церковным Управлением и нижестоящими церковными инстанциями постановления. Часть этих материалов была опубликована в церковной печати изучаемого периода, например, в «Журнале Московской Патриархии». Другие же содержатся в ряде недавно опубликованных сборников, например: «Деяния Священного Собора Российской Православной Церкви» (10 тт., М., 1994-2000), «Акты Святейшего Патриарха Тихона» (М., 1994)

Во-вторых, к числу основных источников относятся документы и материалы, изданные высшими и местными органами управления Советской власти. К данным властным структурам относятся Политбюро, Секретариат ЦК РКП (б), Антирелигиозная комиссия (АРК) при ЦК РКП(б), ЧК - ГПУ - НКВД. Здесь же следует назвать ведомства, прямо осуществлявшие политику Советского государства по отношению к РПЦ. Это 7-й «ликвидационный» отдел Народного Комиссариата юстиции РСФСР, постоянные комиссии по культовым вопросам при Президиуме ВЦИК и ЦИК РСФСР, административные отделы исполкомов Советов на местах. Эти источники находятся в ряде сборников, таких как: Русская Православная Церковь в советское время. Материалы и документы. Сборник. / Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917-1941 гг. Документы и фотоматериалы. / Сост. Васильева О. М., 1996, и других.

Сюда же следует отнести источники, отражающие гонения, направленные против конкретных лиц: духовенства и мирян. Это, например, книги «Материалы по церковному движению 1922-1929 годы» (Б/м), «Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий» (части 1-2, М., 1997-1998), «Душу не погублю. Исповедники и осведомители в документах» (составитель В. Королёв. М., 2001) и другие. О репрессиях на епархиальном уровне рассказывается в трудах «Симбирская Голгофа 1917-1938 годы» (Симбирск, 1996), «Мученики и исповедники Оренбургской епархии» (Саракамыш, 1999), «Санкт-Петербургский мартиролог» (Редактор прот. В. Сорокин, СПб., 2002) и другие. Здесь помещены ценнейшие сведения о судьбах конкретных подвижников.

В-третьих, в отдельную категорию следует выделить источники мемуарного характера, а также сочинения государственных и церковных деятелей изучаемого периода. Здесь исторические деятели выражают свою личную позицию по отношению к происходящим событиям.

Со стороны Церкви исключительный интерес представляет труд митр. Мануила (Лемешевского) «Русские Православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг.» (Erlanger, части 1-6, 1979-1989), в котором собраны ценнейшие, во многом уникальные сведения о судьбах архиереев РПЦ в данный период. Хотя эта работа написана во времена Советской власти, в ней «эзоповым языком» говорится о репрессиях против епископата РПЦ.

Сюда же относятся сочинения таких авторов, как митр. Вениамин (Федченков) «Мои воспоминания» М. 1994, митр. Евлогий (Георгиевский) «Путь моей жизни» М. 1995, протопр. Зеньковский В., «Пять месяцев у власти» М. 1996, свщмч. Иувеналий (Масловский) «Письма из лагеря» (М., 1995), Краснов-Левитин «Лихие годы» (ИМКА-Пресс, 1997), Б. Рассел «Теория и практика большевизма. Визит в Россию» (М., 1991), архим. Феодосий (Алмазов) «Записки Соловецкого узника» (М., 1997) и многие другие. Важные сведения о поведении православных христиан в сталинских лагерях содержатся в книгах А. Солженицына «Архипелаг Гулаг» и В. Шаламова «Колымские рассказы».

Со стороны Советской власти здесь следует назвать сочинения Ленина, Сталина, Троцкого, Дзержинского и других руководителей страны. Сюда же можно отнести многочисленную антирелигиозную литературу, вышедшую в свет в 1917-1941 гг. Это сочинения А. В. Луначарского, Е. М. Ярославского, П. Г. Смидовича и других. Публиковались эти труды, как в общей советской прессе, так и в специальных антирелигиозных изданиях, как например: «Безбожник у станка», «Безбожник» и других. Вышло также огромное количество отдельных антицерковных книг и брошюр.

Следует отметить, что ежегодно в научный оборот входит большое количество новых наименований источников и литературы. Это приводит к постоянному уточнению многих недостоверных и спорных положений.

Историки предложили ряд периодизаций в гонениях против РПЦ в СССР. Так прот. И. Мейендорф и В. Мазар писали о 1917-1941 годах как эпохе преследования верующих. Г. Штриккер выделял три этапа: 1917-1941, 1941-1953, 1953-1988 гг. Российский исследователь М. Одинцов выделял лишь два периода: 1917-1941и 1941-1985 гг. Однако это общая периодизация, не отражающая важных этапов гонений.

1. Положение Русской Православной церкви в начале 20-х гг. XX века

.1 Особенности положения РПЦ в начале 1920-х гг.

РПЦ вступила в период революционных потрясений внешне мощной организацией. По данным на 1914 г. в ней насчитывалось 1025 монастырей (550 мужских и 450 женских), в которых состояло 94 629 монашествующих мужчин и 73 299 женщин). Церквей, часовен и молитвенных домов было 78 488, из них 50 тысяч приходов. В составе приходского духовенства насчитывалось 51 105 священников и 15 035 диаконов, а также 46 489 церковнослужителей. В 67 епархиях РПЦ было 130 архиереев. Православными считалось 120 млн. человек или 70 % населения России.

В дореволюционной России был целый комплекс причин, способствовавших падению религиозности общества.

Во-первых, в результате капиталистических преобразований массы рабочих, - бывших крестьян, - оказались оторваны от традиционной религиозной культуры и в целом отошли от Церкви. Под влиянием антицерковной пропаганды, осуществляемой радикальной интеллигенцией через воскресные и земские школы, разваливалось и традиционное «бытовое» благочестие крестьянства.

Во-вторых, важным фактором падения авторитета РПЦ являлась синодальная система, при которой Церковь была полностью подчинена государству и в значительной степени оторвана от общества. Все стороны церковной жизни, вплоть до рукоположения духовенства и тем для проповедей, жестко контролировались государством. Церковь не имела возможности высказывать свое мнение по острым социальным проблемам, таким как:

крепостное право (по сути дела рабство, сохранившееся в формально православном государстве до 1861 года),

телесные наказания (окончательно отменены лишь в 1905 году),

жестокая эксплуатация низших слоев общества (в начале XX века рабочий день на многих предприятиях составлял 12-14 и даже 16(!) часов).

По всем этим проблемам Церковь сохраняла почти полное молчание вплоть до самой революции. Хотя пастыри «на местах» и выступали иногда в защиту обездоленных, соборного голоса Церкви не было слышно.

Здесь же следует отметить и общее падение нравственности и в собственно церковной среде. К сожалению, многие представители приходского духовенства не соответствовали высокому званию пастыря. На приходах широкое распространение получили такие печальные явления как маловерие и неверие, отсутствие благоговения перед святыней, требоисполнительство и сребролюбие, формальное отношение к своему служению, равнодушие к нуждам паствы. Материальное положение духовенства было сложным: наряду с богатыми городскими приходами существовала масса бедных сельских храмов. Большинство клириков жило очень скромно, даже бедно и было вынуждено в первую очередь изыскивать средства на пропитание, а уже затем думать о религиозном воспитании паствы. Ради куска хлеба духовенству часто приходилось унижаться перед состоятельными прихожанами.

Данные обстоятельства приводили к тому, что многие выходцы из священнической среды стремились порвать с духовным сословием, уйти «от мелкой, безыдейной и фальшивой поддельной жизни». В связи с этим большинство учащихся духовных школ не хотели принимать священнический сан и стремились устроиться на более высокооплачиваемую светскую работу. Из 2148 выпускников семинарий 1911 года только 574 приняли сан к 1913 году.

Общий итог рассуждениям о печальном духовном положении духовенства и мирян РПЦ перед революцией подводит митр. Вениамин (Федченков): «Духовная жизнь и религиозное горение к тому времени начали слабеть. Вера становилась лишь долгом и традицией. Огня не было в нас и в окружающих».

Все эти обстоятельства резко понизили авторитет РПЦ среди российского общества и не позволили ей выступить в качестве консолидирующей силы во время революционных потрясений. Вместо этого в разгар революции Церковь была вынуждена заняться внутренним реформированием. Но было уже слишком поздно.

В-третьих, не подлежит сомнению, что революции в России не было бы, если бы не первая Мировая война. Самый надежный оплот монархии, - кадровая армия, и лучшие сыны России, пополнявшие ее, были убиты, ранены или попали в плен. Общие потери России в войне составили 1 миллион 800 тысяч человек убитыми и 2 миллиона 500 тысяч человек пленными.

После Февральской революции к власти в стране пришло Временное правительство, осознаваемое в обществе как переходное от монархии к буржуазной республике. Предполагалось, что оно будет править до созыва Учредительного Собрания, - всенародного законодательного органа, который был должен собраться в конце 1917 года и решить дальнейшую судьбу России. Временное Правительство предприняло ряд мероприятий, направленных на решение самых актуальных проблем, назревших в стране. К сожалению, и во Временном Правительстве никому и в голову не пришло предоставить РПЦ хотя бы некоторую свободу, и оно продолжало руководить церковной жизнью административными методами.

Новая власть провела ряд мер по секуляризации общества. 20 марта 1917 г. были отменены национальные и вероисповедные ограничения. Теперь для занятия важных государственных должностей и для коммерческой деятельности не требовалось принадлежать к православной вере. 14 июля был принят закон о свободе совести, в котором впервые в российской истории предусматривалось и вневероисповедальное состояние. Это было нормальное буржуазное законодательство, однако оно свидетельствовало о глубокой секуляризации в обществе. 25 июля Временное правительство наконец-то отменило синодальную систему управления. Однако, вместо нее было создано министерство по делам религий, в подчинении которому продолжала оставаться Церковь. И все же, несмотря на все эти издержки, РПЦ получила по сравнению с Синодальным периодом гораздо большую самостоятельность и смогла организовать созыв Собора.

Следует отметить, что своеобразная «революционная ситуация» сложилась к 1917 г. внутри самой Церкви. С 1905 г. значительная часть духовенства, в том числе епископата, проявляла недовольство системой синодального управления. Развивалось движение за реформирование церковной организации, создавались многочисленные кружки и общества, в которых шли дискуссии о необходимых переменах. В ходе внутрицерковных реформ в епархиях образовывались исполнительные епархиальные комитеты, ограничивавшие власть епископата, вводился выборный порядок замещения духовных и административных должностей. Таким образом, в жизнь Церкви вводилось соборное начало, при чем происходило это по инициативе «снизу». Если в царское время соборы не собирались более 200 лет, то теперь на организацию собора ушло всего несколько месяцев. Но состоявшийся вскоре приход к власти большевиков остановил церковное возрождение.

Несмотря на откровенно антирелигиозный характер Советской власти, следует признать, что значительную часть ответственности за ее появление несет царское правительство, осуществлявшее по отношению к церкви неправильную политику. Вполне возможно, что здравая религиозная политика царской России могла бы предотвратить появление богоборческой власти.

Поместный собор РПЦ 1917-1918 годов открылся в праздник Успения Пресвятой Богородицы 29 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля. Всего в Соборе принимало участие 564 депутата, либо избранных, либо назначенных по должности.

На Соборе были приняты важнейшие постановления по возвращению к соборному началу в жизни Церкви и восстановлению патриаршества, а также по реформированию жизни РПЦ в связи с давно назревшей необходимостью внутрицерковных преобразований в связи со стремительным изменением ситуации в стране.

Важнейшим деянием Собора, осуществленном в самом начале его деятельности, было восстановление патриаршества, совершенно необходимое для нормального функционирования Церкви. После продолжительных дискуссий 10 ноября 1917 Собор принял историческое решение о необходимости избрания патриарха.

В самый разгар деятельности Собора произошло самое трагическое событие в истории России - 7 ноября (25 октября) осуществился государственный переворот, в результате которого власть в стране захватила партия большевиков во главе с В.И. Лениным. В соответствии с марксисткой идеологией, которую исповедовала эта партия, новая власть попыталась осуществить совершенно утопическую авантюру: создать совершенное бесклассовое общество. Так как в основе марксизма лежит богоборческий атеизм, отрицающий бытие Бога и утверждающий возможность построения рая на земле исключительно человеческими силами, то, естественно, новая власть начала бескомпромиссную борьбу с религией. Эта борьба с самого начала носила принципиальный характер, так как само существование Церкви в советском обществе опровергало идеологию большевиков.

С точки зрения коммунистов РПЦ являлась орудием управления и господства эксплуататорских классов над трудящимися классами. В соответствии с таким подходом Советская власть ставила перед собой задачу как можно быстрее ослабить влияние РПЦ на общество и полностью уничтожить ее. Следуя программным установкам своей партии, большевики с первых же дней своей власти повели решительное наступление на позиции Церкви в обществе. 11 декабря 1917 г. декретом наркома просвещения, подписанного и Лениным, у РПЦ конфисковались все учебные заведения, а их имущество переходило государству.

Таким образом, по РПЦ был нанесен страшный удар - она лишалась возможности осуществлять религиозно-нравственное образование и воспитание народа, готовить образованные кадры духовенства. Система духовного просвещения в России была уничтожена одним росчерком пера.

18 декабря были приняты декреты по брачному законодательству. В соответствии с ними, юридическую силу получал лишь гражданский брак. Регистрация рождений, браков, разводов и смертей осуществлялась теперь только государственными органами. Церковный брак отныне становился «частным делом брачующихся». Интересно, что при этом процедура заключения браков и разводов максимально упрощалась. Это привело к общему падению нравственности и в значительной мере обусловило появление беспризорных детей.

января 1918 г. новым декретом был ликвидирован институт духовников в вооруженных силах. Таким образом, Церковь последовательно вытеснялась из всех сфер общественной жизни. Представители духовенства выбрасывались на обочину жизни, часто оставаясь без средств к существованию.

января 1918 г. был опубликован декрет «О свободе совести», в котором последовательно проводился принцип отделения Церкви от государства и школы от Церкви. В соответствии с этим документом, РПЦ теряла свой привилегированный статус. Провозглашалась свобода совести, отменялись преимущества или привилегии на основания вероисповедания. Школа отделялась от Церкви, преподавание религиозных вероучений в государственных, общественных и частных учебных заведениях, где преподавались общеобразовательные предметы, было запрещено. Обучать и обучаться религии можно было только частным образом. Все религиозные общества стали относиться в глазах государства к частным обществам и союзам и подчинялись соответствующему законодательству.

В основном эти нормы соответствовали конституционным основам светских государств новейшего времени. Принципиальная новизна заключалась в последних параграфах декрета: Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью, прав юридического лица они не имеют.

Следующие постановления Советской власти еще более усугубили дискриминацию РПЦ. 10 июля 1918 г. появилась первая советская конституция, которая объявила духовенство и монашествующих лишенными избирательных прав. Многих прав лишались и дети духовенства (в частности, им запрещалось поступление в высшие учебные заведения). 24 августа 1918 г. инструкцией к декрету от 23 января ответственность за приходскую жизнь возлагалась на группу мирян из 20 человек («двадцатка»), чем подрывалась власть настоятеля. Более того, настоятель теперь был поставлен под контроль мирян, на которых, как надеялись большевики, им будет легче воздействовать.

Эти постановления подвели первые итоги большевистского законодательства в области религии и определили позицию коммунистического государства по отношению к РПЦ вплоть до падения Советской власти. Следует отметить, что даже это дискриминационное законодательство постоянно не выполнялось.

После опубликования этих документов, советское правительство решило образовать специальное учреждение, которое непосредственно занималось бы решением связанных с Церковью вопросов или, точнее говоря, осуществляло бы руководство в борьбе с ней.

апреля 1918 г. была создана специальная «ликвидационная» комиссия при народном комиссариате юстиции для проведения в жизнь декрета от 23 января. Из названия этого отдела видно, что большевики рассчитывали на быстрое отмирание религии в новом обществе.

января 1918 г. Собор принял постановление, угрожавшее анафемой всем, кто принял бы участие в реализации декрета от 23 января, так как этот декрет есть «акт открытого против Церкви гонения».

февраля 1918 г. Собор принял постановление, направленное на предотвращение грабежа церковного имущества. В соответствии с ним на местах для этой цели предлагалось создать союзы из прихожан. Разумеется, защита осуществлялась мирными средствами и в условиях беззакония была неэффективна.

Одновременно с государственными мероприятиями законодательного характера, по стране проходили массовые репрессии против РПЦ, санкционированные властью. В связи с этим 26 марта 1918 г. постановлением Собора была создана Комиссия «для выяснения истинных масштабов террора, развязанного против членов Церкви».

Предполагалось вести учет репрессированным и помогать их семьям, что на практике оказалось неосуществимым. 18 апреля Собор решил осуществлять поминовение новомучеников в храмах за богослужением и установить их ежегодное поминовение 25 января. В той ситуации это было открытое осуждение гонений богоборческой власти.

апреля Собор принял постановление о мероприятиях по «прекращению нестроений церковной жизни». В соответствии с ним церковным наказаниям подвергались те члены Церкви, которые не повинуются священноначалию и идут на сотрудничество с богоборческой властью (к сожалению, были и такие).

Несмотря на все более ухудшающуюся обстановку в стране: начало Гражданской войны, уничтожение коммунистами всех демократических свобод, преследование ими инакомыслящих, Собор смело пытался продолжать свою деятельность, принимая важнейшие решения, обличавшие преступления коммунистов, а также позволявшие хоть как-то противостоять гонениям. Одним из наиболее мужественных поступков Собора и Патриарха было принятие решения от 19 июля о служении панихид по расстрелянному Императору (о гибели всей Царской Семьи тогда еще не было известно).

.2 Процесс обновленчества РПЦ: причины и сущность

Движение за «обновление» Российской Церкви возникло явственно весной 1917 г.: одним из организаторов и секретарём Всероссийского Союза демократического православного духовенства и мирян, возникшего 7 марта 1917 г. в Петрограде, был священник Александр Введенский - ведущий идеолог и вождь движения во все последующие годы.

В годы революции 1905 - 1907 гг. конфликт церкви и власти полностью и проявился. Группа 32 выражала коллективное недовольство белых священников, хотя поднятые ими проблемы касались всей Православной Церкви. Пользуясь обстоятельствами 32 священника и развернули в столице активную общественно - политическую деятельность, создав свою организацию и стремясь сделать её Всероссийской. Главной задачей «Союза Церковного Обновления» провозгласили всемерное содействие созыву Церковного Собора, имея ввиду, конечно же, Поместный Собор, причём весной или осенью 1906 г. Предполагалось, что в работе Собора на равнее с епископами примут участие миряне и белое духовенство. Члены «Союза» заботились составлением и опубликованием программы, специально подчеркнув необходимость полного обновления современного им Церковного строя и обновления Церковной жизни. В дальнейшем эта программа была помещена в сборнике к Церковному Собору. Эта программа была представлена в исправленном виде и первоначальное название «Союза Церковного Обновления» было изменено на «Союз Ревнителей Церковного Обновления».

Государственные идеалы Православного государства не воспринималось клириками, как идеалы Православия, а само государство Российской Империи характеризовалось, как преходящее учреждение. Разумеется, всё это было так, но как столь откровенное заявления могли восприниматься преходящими властями, к тому же в условиях революции? Понятно, что лишь как подрыв устоев и расшатывания традиции симфонии властей.

Кроме церковно - государственных отношений, в программе много внимания уделялось соборности, утверждение которой по мнению членов союза возможно было лишь в случае скорого восстановления выборного начала при замещении всех церковных служений, включая и епископское. Более того, программа содержала указание и на то, что соборность требует уничтожение сословных и групповых привилегий, и безусловно отрицает неразрывность епископской власти и монашества. Это важное замечание. Предполагалось реформировать духовно - учебные заведения, обратив низшие и средние то бишь, училища и семинарии в общеобразовательные. Высшее богословское образование должно было стать делом свободного избрания окончившего среднюю школу. Отрицалось так же всякое право господства над наследием Божьем, то есть господства кого бы то ни было над кем бы то ни было, епископата ли над священниками, клириков ли над мирянами или мирян ли над клиром.

В основу христианских отношений к внецерковным организациям союз полагал положить Закон Любви и взгляд на весь мир, как на область подлежащую претворению христианами в Царство Божие. Членами союза могли быть лица согласные с основными положениями программы, причём как светские, так и духовные. Новая религиозная организация строилась не только по религиозному, но и по идеологическому принципу.

Как показала эволюция церковного обновленчества в советском обществе, события февраля-октября 1917 г. стали одним из наиболее значимых и переломных рубежей в истории обновленческого движения. С одной стороны, февральская революция, реанимировала обновленческие силы, сформировавшиеся еще в годы первой русской революции. В начале марта 1917 г. в Петрограде был создан «Союз прогрессивного петроградского духовенства», который 7 марта преобразовался в «Союз демократического православного духовенства и мирян». Первоначально, в его состав входило шесть человек: Д.Я. Попов (председатель), М.С. Попов, И.Ф. Егоров, А.П. Рождественский, А.И. Боярский и Введенский (секретарь). Собрания «Союза демократического духовенства и мирян» проходили в доме № 67 на Гороховой улице, а начиная с апреля 1917 года, по предложению обер-прокурора В.Н. Львова, вступившего в «Союз» 13 апреля 1917 года, в Обер-прокурорском доме на Литейном проспекте.

апреля 1917 г. состоялось общее собрание «Союза демократического духовенства и мирян», на котором присутствовало несколько десятков либеральных священников. Собрание избрало своим новым председателем А.П. Рождественского и утвердило программу, согласно которой «Союз» выдвигал следующие требования:

Демократизация церковная (т.е. отделение церкви от государства, проведение в жизнь принципов соборности, утверждение выборного начала, организация духовного управления епархий на выборных началах, активное участие клира в жизни прихода, богослужение на родном языке, упрощение богослужения, организация проповеднических кружков и т.п.);

Демократизация политическая (т.е. уничтожение самодержавия и провозглашение демократической республики);

Демократизация социально-экономическая (т.е. уничтожение капитализма, сословий, провозглашение равноправия женщин, бесплатное образование, участие рабочих в прибыли производства, передача земли трудовому народу).

Одновременно с организацией «Союза демократического духовенства и мирян» в Москве, на прошедшем 21 - 23 марта 1917 г. Чрезвычайном съезде духовенства и мирян московской епархии, был организован «Союз объединенного духовенства и мирян» города Москвы. По мнению его председателя Н.В. Цветкова, «Союз» должен был «сорганизовать все приходы московской епархии и образовать из них приходские общины», «дать им самобытность и самоопределение», провести в жизнь «выборное начало по отношению к клиру», а также подготовить условия для создания «Всероссийского союза клира и мирян».

Однако выработка программы «Союза объединенного духовенства и мирян» на мартовском епархиальном съезде оказалась невозможной, и в апреле 1917 г. очередное собрание московской группы духовенства утвердило программные положения «Союза демократического духовенства и мирян».

апреля 1917 г. в Петрограде состоялась собрание четвертой обновленческой организации - «Кружка 32-х», возглавляемого М.П. Чельцовым. Собрание постановило дать кружку историческое название бывшего «Союза Церковного обновления» и приняло уже ранее разработанную им программу. В своем выступлении товарищ председателя «нового» «Союза Церковного обновления» А.П. Обновленский, обратился с призывом к «Союзу демократического духовенства и мирян» и «Союзу церковного единения», объединиться под общим девизом. Однако стремление М.П. Чельцова сохранить специфику задач «Союза Церковного обновления», а также отрицательное отношение «Союза демократического духовенства и мирян» к «Союзу церковного единения», сделало это объединение, как и в 1905 - 1907 гг., невозможным.

С другой стороны, на фоне возрождения либерально-обновленческих идей, популярных в годы первой русской революции, в феврале-октябре 1917 г., формируется новое поколение церковных обновленцев, еще не утративших связь со своими предшественниками, но уже по новому видящих будущее церковных реформ и роль православной церкви в политической и социально-экономической жизни российского общества.

Началом данного разделения стал прошедший 1 - 10 июня 1917 г. I Съезд демократического духовенства и мирян, собравший более 700 делегатов. Первые разногласия на съезде возникли по вопросу организации «Всероссийского союза объединенного православного духовенства» - профессионального органа, призванного изыскать средства для духовно-нравственного возвышения православных священнослужителей и улучшения их правового, и материального положения. Окончательно раскол Съезда демократического духовенства и мирян оформился 8 июня 1917 г., в день, когда было принято постановление по вопросу положения православной церкви в российском государстве. Оно содержало следующие положения:

Отделение церкви от государства не может быть допущено, но должна быть последовательно проведена свобода вероисповеданий;

Православие признается первой среди других исповедуемых в России религий;

Православная вера пользуется преимуществом во всех актах государственной жизни, в которых государство обращается к религии и в публичных богослужебных действиях, а равно сохраняет силу православный богослужебный календарь;

Глава русского государства и министр вероисповеданий должен быть православным от рождения;

Православная церковь является институтом публичного характера, поэтому государство оказывает ей покровительство в законах и материальную поддержку.

Выработанный I Всероссийским съездом демократического духовенства и мирян проект явно противоречил обновленческой идее о полном отделении церкви от государства. Более того, его сторонниками в большинстве своем являлись представители дореволюционных либерально-обновленческих кругов: Н.Д. Кузнецов, П.М. Кремлевский, П.Н. Лахосткий, С.А. Соллетерский, М.П. Чельцов, Н.В. Цветков. Данная позиция, вызвала резкую критику со стороны представителей «Союза демократического духовенства и мирян», и особенно священников, впервые громко заявивших о себе в годы первой мировой войны и событий февральской революции: А.И. Боярского, А.И. Введенского, И.Ф. Егорова. Как позднее отмечал А.И. Введенский, оценивая ситуацию, сложившуюся в либерально-обновленческом движении в 1917 г., «сочувствие церковных прогрессистов было на стороне только внешнего сдвига государства, а не внутренней подлинной революции. … Церковь принимала февраль, но боялась, не хотела, а впоследствии не приняла октябрь». В результате представители «Союза» покинули съезд, который вслед за их уходом, 10 июня 1917 г., прекратил свою работу, отложив принятие всех основных решений до созыва Всероссийского Поместного Собора.

После закрытия I Всероссийского съезда демократического духовенства и мирян прекращает свою работу «Союз Церковного обновления». Позиция «Союза церковного единения» становится все более консервативной, в связи с чем уже 10 августа 1917 г. «Союз» был преобразован в «Общество православно-церковного единения клира и мирян», которое ставило теперь перед собой задачи «защищать и укреплять святую православную веру, изучать запросы и нужды церковно-общественной жизни и находить способы и средства для их удовлетворения на началах Святого Евангелия и канонов Святой Церкви».

Происходящие перемены в настроении представителей церковно-обновленческого движения в этот период можно попытаться объяснить следующим образом. Февральская революция высвободила инициативу «снизу», благодаря которой и началось возрождение православной церкви, в обход высшей церковной власти. С другой стороны, постановление Временного правительства «О свободе совести», ставило ранее официальную религию в крайне неблагоприятное положение по отношению к другим вероисповеданиям. Поэтому, как и отмечал один из идеологов обновленческого движения Б.В. Титлинов, «в церковной среде, за исключением левых группировок, замечалось очевидное непонимание создаваемого революцией положения. Большинство склонно было думать и требовать, чтобы новый строй признал за церковью все прежние права и преимущества, чтобы государство сохранило все свои обязательства по отношению к церкви и только освободило ее от своей стеснительной опеки». В результате, в церковных кругах, в том числе и обновленческих, получила распространение идея «канализировать» революцию в церкви (термин А.В. Карташева), под которой понимались необходимость вмешательства государства в церковные вопросы и санкционирование государством любых церковных реформ.

«Союз демократического духовенства и мирян», особенно в лице его молодых представителей, также не отрицал роль государства в церковном переустройстве. Однако, по их мнению, государство должно не проводить и контролировать церковные реформы, считаясь исключительно с интересами православной церкви, а помочь ей освободиться от бюрократического засилья, от сторонников старого понимания церковной жизни, путем внутреннего церковного переворота. «И, раз болезнь церкви есть перерождение ее тканей, то эти ткани не могут быть ничем иным удалены, как внешним, насильным путем. В этом новому духовенству должно помочь государство, которое исправляет перед церковью свои старые грехи, помогает очиститься».

О глубокой эволюции церковного обновленчества в 1917 г. говорит также рост популярности в нем идей христианского социализма, его растущая связь с движением социального протеста. Согласно утверждению членов «Союза демократического духовенства и мирян», главная цель движения «быть в единении с народом в великой работе по созданию нового государственного строя, при котором наилучшим образом были бы разрешены все наболевшие религиозные, культурные, политические и социально-экономические вопросы.

Таким образом, мы видим, что события февраля-октября 1917 г., стали одной из наиболее значимых и переломных вех в истории обновленческого движения. Во-первых, за это время были подведены итоги либерально-обновленческого движения начала XX века и были созданы условия для появления нового поколения церковных обновленцев, что убедительно доказывает глубокую взаимосвязь между движением периода первой русской революции и движением 1920-х гг. Во-вторых, революция 1917 г. показала, что церковное обновленчество, это не просто внутренний конфликт в церкви, впоследствии использованный советской властью в своей антирелигиозной политике, а развивающийся в рамках традиционной религиозной системы новый религиозный феномен. Он возник в эпоху великих социальных потрясений и характеризуется активизацией социальных функций религии, а также глубокими религиозно-мистическими исканиями, проникшими в либерально-обновленческую среду в рассматриваемый период.

Однако попытки обновленцев во главе с А. Введенским сразу же после ареста митрополита Вениамина взять в свои руки церковную власть в Петрограде не удалась. Не выдержали давления и перешли к обновленцам летом 1922 г. 37 из 74 архиереев. Сильно повлияло на расстановку сил в пользу обновленцев решение о поддержке их «дела» тремя известными архиереями - митрополитом Сергием (Страгородским) и двумя архиепископами - Евдокимом и Серафимом, которые в этой связи даже опубликовали «меморандум трёх» с признанием законности обновленческого ВЦУ. Правда, вскоре митрополит Сергий и архиепископ Серафим (Мещеряков) порвали с обновленцами и вернулись в Патриаршию Церковь, объявляя свои связи с обновленцами своеобразным маневром для того, чтобы самим встать во главе этого движения и привести паству в лоно истинной Православной Матери-Церкви.

Итак, обновленцы с помощью властей рвались к власти в РПЦ. Однако в правительственных кругах ни на один момент не допускали мысли о продолжительном существовании в Советском государстве «Живой Церкви» после разгрома Православной. Борьбу и склоку, разгоревшуюся внутри Церкви РКП должно использовать не для того, чтобы удалить ту или иную из группировок, став на её сторону, а для того чтобы:

) Лишить контрреволюцию возможности получать пушечное мясо для себя при помощи Церкви и духовенства и

) Чтобы отрывать массы от всякой религии, заменять ее научным пониманием природы и общества».

Глава 2. Понятие процессов гонения на русскую православную церковь

.1 Изъятие церковных ценностей во время голода 1921-1922 гг. Идеологическая борьба против Церкви

В результате утопической экономической политики большевиков и вследствие Гражданской войны в 1921-1922 гг., в стране бушевал голод, от которого погибло около 5 млн. человек. Даже советские историки не смогли полностью замолчать этот факт и признали гибель I млн. человек. К сожалению, этой заниженной в пять раз цифре до сих пор иногда доверяют даже серьёзные современные историки, приводящие в своих трудах эти данные.

РПЦ не осталась в стороне от народного бедствия: 22 августа 1921 года Патриарх Тихон выпустил Послание, в котором призывал верующих людей всех конфессий, как в России, так и во всем мире к помощи голодающим. Правительство долгое время колебалось, опасаясь роста авторитета Церкви но в конце концов все же решило принять ее помощь: 8 декабря 1921 года ВЦИК разрешил религиозным организациям сбор средств на помощь голодающим. Православные люди отдавали последние, остававшиеся у них ценности для помощи голодающим.

Казалось, отношения Церкви, и государства должны были нормализоваться. К февралю 1922 года Церковь собрала более 8 млн. 962 тыс. рублей, - огромную по тем временам сумму, не считая драгоценностей и натуральней помощи голодающим. 19 февраля 1922 года Патриарх выпустил новое послание, в котором приходские советы призывались жертвовать голодающим предметы, не имеющие богослужебного значения.

Совершено неожиданно, словно в ответ на это послание, 26 февраля вышел декрет ВЦИК, который аннулировал добровольный характер пожертвований: местным Советам предписывалось изъятие всех драгоценностей, не исключая и предметов, имеющих богослужебное значение.

(28) февраля Патриарх выпустил послание, в котором выразил протест против того, что правительство, не обращая внимания на борьбу Церкви с голодом, принуждает её совершать канонические преступления, так как каноны запрещают использование богослужебных предметов не для священных целей (Апост. 73, Двукратного Вселенского Собора 10-е). В послании отмечена неоправданная антицерковная пропаганда в печати.

Причина такого поведения правительства заключалась в самой сути богоборческой власти: ей не нужен был диалог с Церковью, а нужно было полное её уничтожение. Такова была позиция всего высшего партийного руководства. Постановление о насильственном изъятии ценностей имело своей целью заставить верующих начать сопротивление и жестоко расправиться с ними.

Несмотря на желание верхов спровоцировать столкновение с Церковью, первый период кампании по изъятию ценностей прошёл спокойно. По свидетельству местных властей, духовенство делало всё, чтобы избегать конфликтов. Однако сами власти нарочито вызывающими действиями спровоцировали ряд столкновений, самым серьёзным из которых был инцидент в г. Шуе, Иваново-Вознесенской губернии, где 15 марта 1922 года солдаты расстреляли безоружную толпу, стихийно пытавшуюся воспрепятствовать кощунственному изъятию, которое проводилось очень вызывающе. Погибло 5 человек. Столкновения народа с властями произошли и в ряде других мест.

Советская власть получила долгожданный повод к началу новых гонений против РПЦ. Подоплеку кампании по изъятию церковных ценностей можно проследить по недавно рассекреченным документам Политбюро. Начало организованных гонений положило письмо Троцкого в Политбюро от 17 марта 1922 года, в котором он выступил с предложениями о порядке изъятия церковных ценностей. Троцкий предлагает создать секретные комиссии по подготовке сбора ценностей, провести интенсивную агитацию в народе, обвинить духовенство в нежелании отдавать ценности. При этом для власти, - явствует из документа, - весьма желательны конфликты с верующими, чтобы разгромить всякое сопротивление и дискредитировать Церковь в глазах народа.

Ленин решительно поддержал инициативу Троцкого. 19 марта он направил в Политбюро свое знаменитое письмо по поводу Шуйских событий, в котором с ясностью показаны планы большевиков по уничтожению Церкви и цинично-равнодушное отношение к своему народу. Ленин писал: «Именно сейчас, когда в голодных местностях на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной энергией «…» не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьян будет либо за нас, либо не будет поддерживать горстку черносотенного духовенства «…» мы должны подавить его (духовенства) сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли об этом в течение нескольких десятков лет. «…» Чем больше представителей реакционного духовенства и буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо так проучить эту публику, чтобы они на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении не смели и думать». За Патриархом Ленин предлагал установить строгую слежку.

Из этого документа следует, что в этой кампании главной задачей правительства была отнюдь не забота о голодающих, а нанесение РПЦ мощнейшего удара со стратегической целью: полностью предотвратить даже возможность какого-либо выступления духовенства против правительства, нейтрализовать его авторитет.

Весной 1922 года ГПУ впервые серьёзно занялось идеей создания раскола в Церкви. По сути, изъятие ценностей было ещё одним «внешним» ударом по Церкви, которым её сокрушить не удастся, - что большевики понимали. В борьбу искусно вводилась новая сила, - под прикрытием кампании по изъятию ценностей власть вводила в церковное общество обновленцев.

Итак, можно сделать вывод, что 1922 году в действиях властей стали преобладать карательные методы. Политбюро активно давало общие директивы об обязательных расстрельных приговорах и расстрелах, время от времени на своих заседаниях возвращаясь к текущему руководству репрессиями. Массовый террор против Церкви стал официальной политикой Советского государства. В 1922 году по всей стране прошло 250 судебных процессов, сфабрикованных в связи с изъятием церковных ценностей, 732 человека оказалось на скамье подсудимых, многие были расстреляны. Активно применялась административная ссылка, которую ВЦИК ввёл своим декретом от 10 августа 1922 года.

В апреле-мае прошёл известный процесс над духовенством в Москве, на который в качестве свидетеля вызывался Патриарх Тихон. Одиннадцать человек приговорили к расстрелу (шесть помиловали, опасаясь общественного мнения Запада). 4 мая Политбюро приняло решение о привлечении к суду самого Патриарха, чтобы устроить показательный процесс (причина, - желание обезглавить Церковь накануне начала обновленческого движения). 19 мая Патриарх был арестован и посажен под домашний арест в Даниловом монастыре. Этот арест внес сильнейшую неразбериху в церковную жизнь.

Следует отметить, что, хотя сообщение об аресте Патриарха было с негодованием встречено церковной общественностью, но широкомасштабных акций протеста не последовало. По воспоминаниям современников, у Данилова монастыря постоянно дежурило лишь несколько десятков женщин, надеявшихся хоть издали увидеть своего любимого Владыку. К сожалению, здесь снова приходится констатировать печальный факт духовной слабости большинства православных христиан, искренне сочувствовавших Патриарху, но даже не попытавшихся устроить акции протеста чтобы хоть как-то защитить своего Предстоятеля.

Тем временем власть нанесла по Церкви еще один сокрушительный удар. В июне - августе состоялся знаменитый процесс над митр. Вениамином Петроградским и группой духовенства и мирян. Формально их судили за сопротивление изъятию ценностей, хотя Митрополит сделал всё для мирного решения проблемы, за что даже получил благодарность от местных властей. Реально его судили за противодействие обновленчеству, так как жесткая позиция Святителя препятствовала его распространению. На судилище, благодаря самоотверженной работе адвокатов (интересно, что одним из них был ортодоксальный иудей) была установлена полная невиновность обвиняемых. Однако, судьба их была уже решена советским правительством: Митрополит и с ним еще шесть человек были приговорены к расстрелу. Святитель вел себя как мученик Древней Церкви, заявив: «Что бы со мной ни случилось, я скажу: «слава Богу»». Митрополит Вениамин и еще 3 человека были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа 1922 года. Это еще более осложнило внутрицерковную обстановку.

Как же реагировал простой народ на кампанию по изъятию ценностей? Советские авторы заявляют, что широкие народные массы в целом поддерживали кампанию. Но секретные документы свидетельствуют об обратном. Опираясь на данные самой Советской власти, не склонной преувеличивать религиозность русского народа, можно с уверенностью заявить, что к чести православного русского народа, стихийное сопротивление изъятию церковных ценностей было весьма активным. Несмотря на сильнейшее давление со стороны властей, широкие народные массы выступали в защиту Церкви. Это подтверждается сводками ГПУ, в которых постоянно упоминается о протестах и выступлениях против изъятия:

«Чувашская область. На некоторых собраниях постановлено: протестовать колокольным звоном. Произведены аресты.

Город Москва. Возможна забастовка рабочих. На чугунно-литейном заводе Берц и Мак-Гиль на собрании по поводу изъятия церковных ценностей рабочие постановили: «в первую очередь изъять золото у коммунистов и их жен, торговцев, а уж потом из церквей».

Новгородская губерния. Рабочие депо высказались против изъятия. Наблюдалась агитация.

Омская губерния. Рабочие настроены к изъятию враждебно. В Тарском уезде крестьяне выносят постановления об избиении и разоружении коммунистов.

Архангельская губерния. Отмечены случаи категорического отказа от сдачи ценностей. Производятся аресты инициаторов.

Екатеринбург. Верующие вынесли постановление против изъятия. Арестован открыто агитирующий против изъятия архиерей.

Белоруссия. По всей губернии распространяются слухи о том, что в случае изъятия ценностей население восстанет против».

Несмотря на достаточно сильное сопротивление народных масс изъятию церковных ценностей, Советская власть довела этот процесс до конца. К осени 1922 года кампания была в целом завершена. Подводя итоги кампании по изъятию церковных ценностей, можно прийти к выводу, что со стороны государства в ней преследовались три цели:

Во-первых, большевики действительно хотели поживиться за счёт Церкви, правда, не для помощи голодающим, а для своих целей. Так Ленин и Троцкий мечтали получить сотни миллионов и даже миллиарды золотых рублей. Однако по 1-е ноября 1922г., когда кампания была в основном завершена, удалось собрать ценностей на 4 650 810 руб. 67 коп. золотом. Большинство церковных драгоценностей было давно разграблено, так что большевики получили лишь тысячную долю ожидаемого. Вместе с тем на организацию кампании ушло, по разным сведениям, от 4 до 14 млн. руб.

По сути дела, собранные средства пошли на саму кампанию по разгрому Церкви! Итак, эта цель большевиков потерпела полный крах. Очень важным фактом, обнажающим истинное звериное лицо Советской власти, являются данные о том, куда же были направлены отобранные у Церкви ценности. Летом 1922 года представитель Советской власти А.Н. Винокуров официально заявил, что на церковные ценности «было выделено около 2 миллионов рублей на закупку продовольствия в Финляндии и Норвегии» Никаких других данных о реальной помощи голодающим на сегодняшний день обнаружить не удалось. Итак, по сути дела, сама Советская власть признала, что не помощь голодающим было направлено лишь около 40 % отобранных у Церкви ценностей!

Во-вторых, коммунисты желали внести в среду духовенства раскол, противопоставив Патриарху и его сторонникам ставленников власти. Вообще кампании большевиков по изъятию ценностей и обновленческая были тесно взаимосвязаны. И здесь власти действительно добились определённого успеха, запугав часть духовенства. Лишь мудрые действия Патриарха стабилизировали, насколько это было возможно, ситуацию.

В-третьих, власть намеревалась репрессировать в ходе кампании наиболее преданных сторонников Патриарха и его самого. Эта часть сатанинского замысла была выполнена полностью. Были арестованы сам Первосвятитель и наиболее преданные ему архиереи и священники. По сути дела, Церковь была дезорганизована, что и сделало возможным наступление обновленчества.

Вместе с тем следует отметить, что вопрос о количестве умерщвленных в ходе кампании клириках и мирянах до сих пор остается открытым. По данным прот. М. Польского, в 1923 году погибло 2691 человек белого духовенства, 1962 монахов, 3447 монахинь и послушниц, всего 8100 жертв. Эту цифру приводят Регельсон Л., Алексеев В., Поспеловский Д., Васильева О.Ю., прот. Митрофанов Г.

Однако мы считаем эти цифры завышенными. По имеющимся источникам, официальные смертные приговоры были вынесены по всей стране не более чем нескольким сотням человек. Конечно, многие защитники веры были убиты в столкновениях, часть мучеников скончалась в заключении, некоторых могли расстрелять без суда и следствия. Наконец, еще не все документы по истории гонений рассекречены. И все же вряд ли общая цифра умерщвленных за веру православных христиан превышает две тысячи человек. На наш взгляд, более верными являются данные Свято - Тихоновского Богословского Института, по которым в 1922-1923 гг. было репрессировано 10 000 человек, из них около 2 000 расстреляно. Очевидно, что, хотя точное число жертв пока не установлено, гонения были весьма жестокими.

Следует отметить, что в ходе кампании ведущее место в осуществлении государственной политики в отношении РПЦ заняло ГПУ, не отдававшее его вплоть до падения Советской власти.

Но всё же большевики опять не достигли стратегической победы, Церковь только усилилась духовно, пройдя через это испытание.

Параллельно с кампанией по изъятию ценностей стала оформляться структура государственной системы антирелигиозной пропаганды. Вообще, систематическая антирелигиозная пропаганда началась значительно позже, чем политическая борьба с Церковью. На начальном этапе она строилась очень примитивно: «Крой Ванька, Бога нет» и походила на «размахивание оглоблей». Комсомольцы - «красные дьяволята», как они сами себя называли, на которых сначала возложили функцию агитаторов, только и могли, насколько позволяла фантазия, издеваться над Церковью, - в этом и заключалась вся антирелигиозная пропаганда до 1922 года.

Как уже было сказано выше, в 1922 году была создана стройная государственная система для борьбы с Церковью. Уже упоминавшаяся АРК занималась так же и организацией антицерковной пропаганды, выполняя предписания Политбюро, которому непосредственно подчинялась. Дело сразу поставили на широкую ногу.

В 1922 г. была создана периодическая антирелигиозная печать: газета «Атеист» под редакцией Шпицберга, газета «Безбожник» под редакцией Е. Ярославского, одноименный журнал. Позднее появились и другие периодические антирелигиозные издания. В 1925 году на основе газ. «Безбожник» был создан «Союз безбожников СССР», позднее переименованный в «Союз воинствующих безбожников» (СВБ), развивший бурную деятельность.

В 1922 году было выпущено 15 антирелигиозных произведений, А за три месяца 1923 года уже 27. Атеистическая литература хлынула валом: за 15 лет после революции было издано 1700 названий антирелигиозной литературы общим тиражом 40 миллионов экземпляров!

Коммунисты считали, что значительная часть верующих придерживается церковных обрядов по привычке. Поэтому агитаторы попытались заменить церковные обряды советскими. Повсеместно проводились так называемые «комсомольские пасхи», «советские крестины», «коммунистические крестные ходы», на которых активисты пытались подменить христианское учение советской идеологией.

Впрочем, все эти гигантские усилия принесли ничтожные результаты, «гора родила мышь». Как признавали сами коммунисты, антирелигиозная пропаганда осуществлялась очень убого: «крайне слабо, неумело» и «зачастую лишь оскорбляла верующих». Никого из настоящих христиан пропаганда не смутила. По признанию Тучкова, от антирелигиозной пропаганды было «мало толку», особенно сильна оставалась религия в деревне.

Церковь была лишена физической возможности вступить в полемику. Вплоть до 1944 года не издавалось почти ничего. Но ничто не может вытравить из человека естественное благоговение перед религией. Сами неверующие относились к антирелигиозной деятельности с брезгливостью и презрением.

.2 «Фронтальная атака» на Русскую Православную Церковь в 1929 - 1933 гг.

православный церковь гонение идеологический

24 января 1929 г. ЦК ВКП (б) утвердил текст постановления «О мерах усиления антирелигиозной работы», разосланный в нижестоящие парторганизации (составителями были Каганович и Смидович). В нём повторялись мысли Сталина о том, что наряду с успешным строительством социализма, буржуазия и кулаки сопротивляются этому при активной поддержке религиозных организаций. Последние опираются на «реакционные и малосознательные» слои населения. Власть, поэтому, должна вести борьбу с Церковью (конечно, речь идёт о РПЦ), не останавливаясь перед административными мерами. Предлагается рад мероприятий для ослабления влияния Церкви: «школы, суды, регистрации гражданских актов, должны быть полностью изъяты их рук духовенства», НКВД должен не допускать сдачу зданий в аренду религиозным организациям, недвусмысленно говорится о «борьбе с поповщиной и пережитками старого быта».

Выраженные в этом документе идеи стали определяющими для антирелигиозной политики государства вплоть до конца 30-х гг. Сталин, Бухарин, Луначарский, Ярославский, Смидович, Красиков и другие стояли во главе этой политики, активно проводя её в жизнь. Нужен был документ, который законодательно оформил бытовую ситуацию в отношениях Церкви и государства. Было решено ограничиться республиканскими актами по этому вопросу, без введения союзного законодательства

апреля Президиум ВЦИК принял знаменитое постановление «О религиозных организациях», действовавшее, с незначительными дополнениями, до 1990 г.

Вся религиозная жизнь ставилась под полный контроль государства: для создания и деятельности религиозного общества требовалось разрешение государства, которое, по сути, регламентировало каждый шаг общества. Запрещалось преподавание религиозных предметов, организовывать религиозные кружки и общества, - вообще как-либо проявлять себя в обществе. Церковная жизнь ограничивалась богослужением в стенах храма. Наконец, религиозные общества лишались прав юридического лица. Последнее обстоятельство привело к тому, что религиозная деятельность попадала под закон о частном предпринимательстве, что привело к резкому повышению налогообложения: священники платили в казну 75% со своих нетрудовых доходов в 1930г, до 1943г. для них сохранялась высокая квартплата и прочие ограничения.

июля 1929 г. председатель АРК Ярославский подал в Политбюро доклад о деятельности АРК за 1923-1929гг., где с гордостью сообщал «о мерах усиления антирелигиозной деятельности», в частности, о закрытии ещё остававшихся монастырей, о методах закрытия храмов, которые предлагаются партийным и советским организациям. Это была «лебединая песня» АРК, - так как в 1929 г. тов. Сталин пришёл к выводу, что АРК чересчур неповоротлива и не годится для руководства начинающимся полномасштабным гонением на РПЦ. 30 декабря 1929 г., постановлением Политбюро, АРК была ликвидирована.

В 1929 г. при ВЦИКе была создана Постоянная Комиссия по вопросам культов, которая и стала высшим органом советской антирелигиозной политики. Главой Комиссии стал Смидович, (после его смерти в 1935 г. этот пост занял Красиков). Разумеется, подвизался там же и тов. Тучков, а также ряд деятелей из наркомюста и других органов власти. Комиссия должна была контролировать и руководить религиозной жизнью на территории Советской России. В республиках, краях, областях и районах были созданы низовые отделы Комиссии.

В мае 1929 г. состоялся 14 Всероссийский съезд Советов, на котором была изменена 4 статья. Конституции. Теперь в ней вместо «свобода религиозной пропаганды» поставили «свобода религиозных исповеданий», при чём, естественно, оставалась свобода «антирелигиозной пропаганды». Таким образом, атеистам разрешалось изобличать Церковь, а последняя не имела права отвечать им. Решили так же усилить борьбу за закрытие Церквей, не позволять их ремонт, отказывать в просьбах верующим. По сути дела творился откровенный произвол и беззаконие, так как эти решения противоречили, - который раз! - декрету 1918 г об отделении Церкви от государства. А в июне 1929 г. антирелигиозное совещание при ЦК приказало партийным, комсомольским, профсоюзным организациям, а также и СВБ начать «решительное наступление на «…» церковников и сектантов». В печати началась новая антирелигиозная кампания. Впрочем, иногда власти делали декларативные заявления о недопустимости насильственных мер в борьбе с религией, призывая «осторожно прибегать к методам административного воздействия» (Калинин), предлагая «не нажимать, а убеждать» (Бухарин), но на практике всё делалось как раз наоборот.

февраля 1930 г. Комиссия предоставила право на закрытие молитвенных зданий краевым и областным советам (ранее это мог сделать лишь Президиум ВЦИК), что развязывало руки «местной инициативе» и уменьшало полномочия самой Комиссии.

февраля 1930 г. ЦИК и СНК приняли постановление «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих организациях религиозных объединений». В соответствии с этим постановлением, правительствам союзных республик предлагалось при регистрации органов центрального управления этих объединений исключать из них кулаков, лишенцев и иных «враждебных советской власти лиц».

В действиях Советского государства можно выделить три уровня.

Уровень первый: финансовая эксплуатация. Все хозяйственные действия Церкви облагались совершенно непосильными налогами, поэтому последней, чтобы выжить, приходилось эти законы обходить и жить в постоянном страхе. Очевидец пишет, что священники «задавлены обложениями, задушены принудительными работами, без оплаты мобилизуются на лесозаготовки «…» еп. Синезий при содержании 120 руб. в месяц обложен суммою в 10 703 руб. Даже те священники, которые вообще не вели никакого хозяйства, часто должны были вносить в виде налога сельхозпродукты. За неуплату духовенство либо обирали до нитки, либо выгоняли из дома, либо арестовывали.

Осенью 1929 г. Президиум ВЦИК принял еще одно антицерковное постановление, в котором, в частности, говорилось: «Колокольный звон «…» нарушает бытовые условия масс, мешает труду и отдыху, вследствие этого полностью был запрещён трезвон. А 15 декабря секретариат ВЦИК постановил «предоставить право регулирования колокольного звона «…» горсоветам и райисполкомам». На местах «правильно поняли» это решение и принялись в массовом порядке снимать колокола. Этой кампанией власти планировали пополнить бюджет, рассчитывая получить 75 390 тонн лома. Но эти «наполеоновские планы» большевиков рухнули: реально удалось отобрать 385 310 колоколов, что составляло приблизительно 37 425 т. металла. Впрочем, оказалось, что промышленность не в силах сразу переработать даже такое количество металла, почему разбитые колокола ещё долго лежали во дворах заводов.

Уровень второй: закрытие храмов. В 1929-1931 гг. прошла волна массового закрытия церквей. Если в 1928 г. было закрыто 354 храма, то в 1929 - 1119. К 1932 г. в Москве из 500 храмов, существовавших в 1928 г., осталось 87 (в 1931 г. уничтожили и храм Христа Спасителя). В Орле в 1930 г. не осталось ни одного храма РПЦ. В Ленинграде кампания по закрытию церквей началась несколько позже, чем в других местах, но по интенсивности она была очень активной: в 1932-19ЗЗ гг. из 96 храмов было закрыто более половины, 19 церквей тогда же разрушили. В результате к 1935 г. в Советской России оставалось не более 25 000 действующих храмов.

Власти развернули и активную деятельность по закрытию ещё остававшихся монастырей. В 1929 г. по сфабрикованному процессу была закрыта Киево-Печерская Лавра, а в 1930 г. - Данилов монастырь в Москве. Все же последние монастыри продержались до 1932 г., когда в один день, 18 февраля, все остававшиеся на свободе монахи были арестованы и помещены в лагеря и тюрьмы.

Следует все же отметить, что маховик репрессий в 1929-1933 гг. еще не заработал в полную силу, как это произошло позднее. Карательная система советского государства еще не достигла апогея своей мощи и поэтому еще не решалась уничтожать всех подряд, как во 2-й половине 1930-х. Видимо, это еще было ей не под силу.

Уровень третий: ликвидация священства. «Служители культа», на холившиеся в категории «лишенцев», лишённые медицинского обслуживания и продовольственных карточек, вновь в массовом порядке стали подвергаться арестам, заключению, ссылкам, а иногда и расстрелу. Лишь в 1930 г. было репрессировано 13 тыс. представителей духовенства. Всего за 1929-1933 гг. было репрессировано около 40 000 священно- церковнослужителей. Только в Москве и Московской области пострадало 4 000 чел.

Большинство священнослужителей подвергалось ссылке, как правило, на Север и в Сибирь. Ссыльных тогда вообще неохотно брали на работу, некоторые из них из-за этого буквально умирали от голода. Так в начале 1930-х гг. в Архангельске на улицах лежали тела умерших от лишений ссыльных, которые люди боялись поднимать, опасаясь репрессий. Вообще в первой половине 1930-х годов Архангельская область была одним из центров ссылки. Сосланные священнослужители, среди которых было много старых и физически слабых людей, находились, пожалуй, в самом тяжелом положении, так как на работу предпочитали брать выносливых крестьян. Голод и эпидемии производили ужасающие опустошения среди ссыльного духовенства. Особенно тяжело приходилось семейным клирикам, дети которых умирали в первую очередь. Ссыльные священнослужители в ветхих рясах просили милостыню по дворам. Впрочем, к чести народа, находились добрые люди, помогавшие им, несмотря на страх самим подвергнуться за это репрессиям.

В концлагеря тоже попадало немало священнослужителей. Как правило, они получали сроки 3, 5, изредка 10 лет. Как правило, «сажали» по совершенно нелепым и необоснованным обвинениям «за антисоветскую агитацию», «как социально чуждый элемент».

Расстреливали тогда сравнительно небольшой процент от арестованных. Здесь казнили не за какие то особые преступления, а просто для устрашения. Например, в Тверской области, при закрытии храма, священник успокаивал взволнованную толпу. Его расстреляли за возбуждение масс. Известны и другие подобные случаи. Прот. М. Польский рассказывает о расстреле сразу 60 представителей духовенства летом 1933 г. в одном из сибирских концлагерей. Все мученики перед расстрелом на издевательский вопрос «Есть ли Бог?» твёрдо отвечали: «Есть», - и падали от выстрела, - один за другим. Очевидно, что многие подобные случаи расправы в самих лагерях (активно практиковавшиеся) до сих пор неизвестны:

В результате репрессий число служащего духовенства резко сократилось. К началу 1935 г. число зарегистрированных священно- церковнослужителей РПЦ не превышало 20 000 человек. Многие перешли на нелегальное положение.

Пытаясь сохранить от гонений хотя бы своих детей, представители духовенства часто шли на фиктивный развод со своими женами. В таком случае их дети официально переставали быть «лишенцами». Впрочем, реально эти действия не достигали цели, так как власти пристально наблюдали за детьми священства и скрыться от этой слежки было крайне трудно. Св. Синод запретил такие фиктивные разводы, как недопустимые в нравственном отношении и соблазняющие верующих.

Нельзя сказать, что народ не сопротивлялся гонениям на РПЦ. Около 14 % крестьянских бунтов того времени имели первопричиной закрытие церквей. В правительственные инстанции хлынул поток жалоб на притеснения, которым подвергалась Церковь. Если в 1928 г. их было 2861, то в 1929 уже 5242, в 1930 число жалоб достигло огромной цифры -17 637, в 1931 оно тоже было большим - 12 350 , в 1932 г. их число уменьшилось до 6355, в 1933 - до 4808, в 1934 - до 3229. Интересно, что по числу жалоб можно проследить интенсивность гонений: в годы наиболее сильных репрессий против РПЦ число жалоб резко увеличивалось, а во время относительной стабилизации сокращалось. Жалобы подавали, несмотря на огромную опасность, ведь за них людей часто отправляли прямо в концлагеря.

К сожалению, наряду с проявлениями мужества, в широких массах верующих был широко распространен страх перед гонениями. Так в 1929 году общее собрание сотрудников Третьяковской галереи постановило закрыть находившийся рядом Николо-Толмачевский храм и передать здание храма в ведение галереи. Несмотря на сопротивление верующих, храм был отобран у Церкви и вскоре разрушен. Интересно, что среди сотрудников галереи было много прихожан этого храма, которые с плачем признавались его настоятелю, прот. Илье Четверухину, что по немощи человеческой, по страху тоже голосовали «за».

РПЦ защищалась всеми доступными средствами. 1(14) ноября 1929 г. митр. Сергий и Св. Синод приняли постановление «О Св. Антиминсах при закрытии храмов», которое давало возможность сохранить церковную жизнь при отсутствии храмов. В соответствии с этим документом, епископы могли выдавать священникам «походные Антиминсы», на которых последний мог совершать Литургию «идеже прилучится». Таким образом, литургическая жизнь могла идти и вне храма, как в Древней Церкви, ведь на богослужение можно собраться где угодно, главное, чтобы были иерей и Антиминс.

Большую помощь РПЦ оказала в то время мировая общественность, выступавшая с протестами против гонений на религию в Советской России. В этом принимали участие папа Римский, архиеп. Кентерберийский, другие религиозные организации. Для опровержения этих обвинений власти вновь прибегли к услугам НКВД. Тов. Тучков потребовал от митр. Сергия дать интервью иностранным и советским корреспондентам и опровергнуть наличие гонений, угрожая тем, что иначе: «всё наличное духовенство «…» будет немедленно арестовано и ликвидировано». Митр. Сергий был вынужден согласиться на это. В интервью 15 и 18 февраля он заявил об отсутствии гонений на РПЦ и о лояльной государственной политике по отношению к ней.

По словам митр. Евлогия (Георгиевского), митр. Сергий пошёл на это ради сохранения епископов, священников, таинств «…» не нам, сидящим в безопасности, судить митр. Сергия». И даже в этом интервью, по мнению Ольги Васильевой, митр. Сергий пытался намеками рассказать о тяжелом положении РПЦ. А отрицание гонений никого не обмануло: факты были налицо. Так, в частности, на заявление митр. Сергия, что духовенство РПЦ не выселяется насильно из домов, зарубежники не без юмора ответили, что лучшим опровержением этого является тот факт, что сам митр. Сергий недавно был выселен из собственного дома на Сокольниках. Тогда же, по ультимативному требованию властей, митр. Сергий был вынужден отправить в запрет митр. Евлогия, отказывавшегося проводить просоветскую политику. Последний, понимая всю сложность ситуации, мудро перешёл в юрисдикцию Константинопольского патриархата. Надо полагать, это произошло к вящей радости митр. Сергия.

Но важнейшей здесь является позиция митр. Петра, который в это тяжелейшее время поддержал митр. Сергия и «не видел иной формы общения РПЦ с государством, нежели ту, которую пытался реализовать митр. Сергий». Митр. Пётр отказался исполнить предъявленное ему в то время требование НКВД отказаться от местоблюстительства, так как это повлекло бы уход моего местоблюстителя митр. Сергия (письмо Менжинскому от 27 марта 1931 г.). Итак, св. митр Петр поддержал действия митр. Сергия, видимо, понимая, что другого выхода не было.

За произнесенное интервью власти обещали митр. Сергию ряд уступок и, в первую очередь, сворачивание репрессий. 19 февраля 1930 г. Митр. Сергий послал советскому правительству меморандум, в котором и требовал обещанного прекращения гонений, открытия духовных учебных заведений, нормализации церковного управления. В марте 1930 г. вышла знаменитая статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой Сталин критиковал насильственные методы в проведении коллективизации, в том числе осудил и закрытие церквей. Власти, таким образом, совершили временное тактическое отступление. Но это была лишь короткая передышка.

В результате с марта 1930 г. процесс закрытия Церквей несколько приостановился. Комиссия по делам культов стала отменять некоторые вопиюще несправедливые решения местных властей. Так по Московской области к июню 1930 г. верующим было возвращено 545 церковных зданий. То же происходило по всей стране. Впрочем, уже на 16 съезде ВКП (б) летом 1930 г. было решено ускорить индустриализацию, в связи, с чем с 1931 г. репрессии против Церкви возобновились в широком масштабе.

По стране прошла новая волна закрытий храмов, при чём представители власти впервые стали открыто заявлять: «мы стремимся закрыть все церкви». И если в 1931 г. в Ленинграде областная комиссия по делам культов приняла решение о закрытии 34 церквей, то в 1932 г. было закрыто уже 133 храма. Надо отдать должное Красикову и Смидовичу, - они всё же были юристами старой Российской школы и пытались действовать в рамках законности. Но под прямым давлением НКВД в феврале 1933 г. Комиссия приняла постановление «О состоянии религиозных организаций» с призывом решительной борьбы с Церковью. В связи с этим в одном Ленинграде, например, 200 священников из 600, проживавших здесь, были вынуждены покинуть город, так как им было отказано в паспортах. Лишь в 1934 г. гонения ослабели, видимо, в связи с осложнившейся международной обстановкой.

Таким образом, мы можем говорить о некотором спаде гонений в периоды марта 1930 г. - начала 1931 г., а также на протяжении всего 1934 года. Распространённое в историографии мнение, что в 1931-1935 гг. был спад гонений, представляется упрощённым.

По словам Д. Поспеловского: «передышка была весьма относительной», реально удалось добиться лишь некоторого сокращения налогов, издания Журнала Московской Патриархии (1931-1935 гг.) 27 апреля 1934 г., с разрешения властей, Св. Синод присвоил митр. Сергию титул Митрополита Московского и Коломенского», что имело большое моральное значение для верующих.

Итак, к 1935 г. РПЦ подверглась новому разгрому: у неё осталось около 25 000 храмов и примерно такое же количество священно-церковнослужителей. Но свою стратегическую задачу по дезорганизации Церкви и её уничтожению власти опять не добились: не помогли ни репрессии, ни идеологическая борьба.

.3 Идеологическая борьба в 1929 - 1941 гг. Деятельность СВБ

К 1929 г. большинство населения Советской России оставалось религиозным, о чём свидетельствуют статистические данные. В Москве в конце 20-х крестили и отпевали 50-60 % людей. Советские источники признавали, что в это время Патриаршая Церковь начала расти при чём за счёт рабочих и крестьян, которые таким образом выражали и несогласие с политикой властей.

Среди учащихся процент верующих, к немалому удивлению верхов, был высок. В Москве 40 % выпускников 1928 года признали себя верующими, а в школе имени тов. Сталина верующих оказалось 92 %. То же наблюдалось и в провинции.

В связи с этим можно предположить, что общее число религиозных людей по стране составляло не менее 60 % населения. Впрочем, не надо умиляться этому: большинство из верующих боялись активно выступать в защиту Церкви и пассивно наблюдали за гонениями, может быть, негодуя в узком кругу.

Тов. Сталин, начав кампанию против РПЦ, обеспечил и идеологическое прикрытие. «У нас есть минус «…» ослабление антирелигиозной борьбы «…» партия будет вести борьбу против религиозных предрассудков, - заявил он в 1927 г. В 1928-1929 гг. пресса, по распоряжению властей, развернула идеологическую кампанию. В 1923-1929 гг. «Комсомольская правда» в ряде статей стала решительно пропагандировать «открытое наступление на религию», разоблачать «реакционную сущность церковников и сектантов». «Комсомольская правда» атаковала даже Союз Безбожников (СБ) за примиренческое отношение к религии, отсутствие классового подхода в его деятельности, в правом уклоне». Резко осудили, например, Луначарского, за его призывы к «тактичному, научному ведению антирелигиозной пропаганды».

В июне 1929 г. антирелигиозное совещание при ЦК ВКП (б) дало прямое указание партийным, комсомольским, профсоюзным органам, и, разумеется, Центральному Совету СБ «начать решительное наступление на позиции церковников и сектантов». «Безбожников» долго уговаривать не пришлось.

В том же июне состоялся 2 съезд СБ, определивший антирелигиозную борьбу как один из важнейших участков классовой борьбы. Лозунгом антирелигиозного движения стал призыв «Борьба с религией - борьба за социализм». В работе съезда участвовало 1 000 делегатов от 1 млн. членов СБ. Союз Безбожников переименовали в Союз Воинствующих Безбожников (СВБ), подчеркивая непримиримость борьбы с религией. Ярославский зачитал доклад «Об очередных задачах антирелигиозной пропаганды», в котором акцент ставился на проведении широчайшей антирелигиозной работы в массах. Задача СВБ - увеличение членов за счет рабочих и крестьян. Выполняя указ властей считать церковников сторонниками враждебных классов, в резолюции съезда «безбожники» постановили обратить особое внимание на разоблачение классовой роли религии и контрреволюционной деятельности церковных и сектантских организаций. Подводя итоги съезда, Ярославский заявил: «Для нас борьба на антирелигиозном фронте есть один из видов классовой борьбы, которую труд ведёт против капитала».

«Безбожники», получая щедрое финансирование от государства, рьяно принялись за дело. В 1929 г. по стране была создана сеть антирелигиозных университетов (в Москве, Ленинграде, областных центрах), в крупнейших Вузах возникли антирелигиозные отделения для подготовки «кадров высшей квалификации в области научного атеизма». По стране прошёл цикл антирелигиозных лекций, фильмов, экскурсий. Тираж газеты «Безбожник» вырос с 62 тыс. экземпляров в 1928 г. до 500 000 экземпляров в 1930 г.

января 1930 г. исполнительное бюро ЦС СВБ приняло план 1-й «безбожной пятилетки», по которому предполагалось довести число «безбожников» до 10 млн. По официальным советским данным в СВБ в 1928 г. насчитывалось 485 тыс. чел, в 1930 г. - 2 млн., а к 1932 г. - 5 млн. человек, да ещё 2 млн. «юных безбожников». Однако даже советские авторы признавали, что эти цифры являются завышенными, так как даже в 1929 г., в самый активный период деятельности СВБ, в нём было лишь 0, 5 млн. активных членов, остальные были скорее не сознательными атеистами, а «вульгарными безбожниками». В 1-й половине 1930-х гг. ЦК ВКП (б) и ЦК ВЛКСМ постоянно критиковали СВБ за «слабую работу по вовлечению масс в дело борьбы с религиозным дурманом». Отмечалось, что активисты «безбожники» просто «ловили» людей для отчетности, а антирелигиозная работа в действительности заключалась лишь в выколачивании взносов. Как правило, люди вступали в СВБ не добровольно, а под прямым давлением властей.

К середине 1932 г. стало ясно, что, несмотря на все усилия, «безбожная пятилетка» провалилась: РПЦ сохраняла свои позиции в обществе. В июле рабочий президиум ЦС СВБ принял директивы для 2-й «безбожной пятилетки». Так как 17 конференция ВКП (б), состоявшаяся немного ранее, определила главной задачей Советской власти построение «бесклассового социалистического общества», то СВБ постав перед собой утопическую цель - окончательно порвать с религией в бесклассовом обществе. Но тут, впрочем, ЦК устроил СВБ нагоняй за подобную откровенность и пояснил, что религию надо «преодолеть», а не ликвидировать, и что она еще «долго будет давать себя чувствовать». Причиной этого заявления была необходимость замаскировать перед обществом гонения на религию.

В 30-е гг. антирелигиозные издательства усердно штамповали потоки атеистической литературы. Только за 1930 г. было выпущено 418 антирелигиозных книг и более 37 миллионов 299 тысяч листов-оттисков общим тиражом 20 миллионов экземпляров. В 1931 г. выпустили 313 названий «безбожных» книг и 32 миллиона 741 тысячу листов-оттисков общим тиражом 12 миллионов экземпляров. Тираж газеты «Безбожник» вырос до 50 тысяч экземпляров в начале 30-х гг., журнала «Безбожник», - до 200 тысяч экземпляров. Выходили и другие центральные антирелигиозные издания, а также 18 местных изданий на 18 языках. Всего государственное издательство антирелигиозной литературы (ГАИЗ) с 1928 по 1940 г. выпустило 140 миллионов 200 тысяч экземпляров книг и брошюр антирелигиозного содержания. РПЦ за это время не издала ровным счётом ничего. Итак, на каждого советского человека в 1930-е гг. было издано по книге или брошюре антирелигиозного содержании.

Ловким пропагандистским шагом власти было принятие Конституции 1936 г., по которой духовенство получало равные с остальным населением права, включая и право голоса, так как 141 кандидатура в Верховный Совет выдвигалась общественными организациями, к которым относилась и РПЦ. У многих православных вспыхнули надежды провести своих представителей во власть, неофициально даже стали выдвигать кандидатуры духовенства в Верховный Совет. Но власти быстро разъяснили, что церковь не является общественной организацией «по причине реакционного и антикоммунистического характера её деятельности» и поэтому «священнослужители не могут избираться ни в Совет Союза, ни в Совет национальностей».

Но и 2-я «безбожная пятилетка» также закончилась полным провалом. Дело было в том, что в 1933-1934 гг. интенсивность прямых гонений на РПЦ сократилась и государство несколько ослабило давление на решение религиозного вопроса. Здесь то и выяснилось, что СВБ, - организация, держащаяся на государственном принуждении и не имеющая реальной внутренней силы.

В 1935 г., по официальным данным, СВБ фактически развалился. В нем оставалось 350 тыс. членов, а взносы составили лишь 35 тыс. руб. (тогда как в 1933 г. - 200 тыс.) Издание антирелигиозной литературы резко сократилось. Безбожники на местах занялись «сомнительными коммерческими предприятиями». Союз безбожников Грузии получил в результате этого убыток в 200 тыс. руб. Сам Ярославский и другие руководители СВБ перестали «вплотную» заниматься своей антирелигиозной работой, так заместитель Ярославского Лукочевский одновременно работал в 3-х других учреждениях. «Актив СВБ растерян» - констатирует правительственный документ.

Но полностью ситуация в религиозном вопросе прояснилась для властей после переписи 1937 г. Тов. Сталину захотелось увидеть плоды 20-летней деятельности Советской власти на антирелигиозном поприще, поэтому в перепись включили вопрос о вероисповедании. Результат оказался ошеломляющим: из 98 миллионов 400 тысяч человек, старше 16 лет, проживавших в Советской России, верующими себя назвали 55,3 млн. человек, то есть более 55%! Православными себя назвало 41, 6 млн. человек или 42, 3% взрослого населения страны или 75, 2% из всех религиозных людей. Таким образом, 2/3 населения верило в Бога, из них 2/3 на селе и 1/3 в городе. Следует отметить, что многие, боясь репрессий, скрыли свою веру (например, в семье Левитина, впоследствии известного православного писателя, из З-х верующих лишь он решился назвать себя православным). Видимо, провал антирелигиозной деятельности Советского государства показал тов. Сталину, что для искоренения религии необходимо провести новую репрессивную кампанию против Церкви, при чем осуществлять ее надо с беспрецедентной жестокостью.

СВБ резко активизировало свою деятельность в 1937 г. когда возникла необходимость в идеологическом обосновании нового гонения на РПЦ. Ярославский в связи с этим заявил в одном из своих выступлений: «религиозные организации, - единственные легальные реакционные вражеские организации, действующие на территории СССР», а другой видный «безбожник», член ЦС СВБ Олещук писал: «реакционные церковники действуют в одном направлении с троцкистко-бухаринскими шпионами и диверсантами, буржуазными националистами и прочей агентурой фашизма». СВБ активно поддерживал «процессы церковников». Антицерковная истерия нагнеталась по всей стране. СВБ теперь вновь потребовался власти, но уже не для более-менее сложной критики Церкви, а для разжигания примитивной ненависти, для озвучивания фантастических обвинений представителей духовенства в антисоветской деятельности. Здесь же было возобновлено печатание газеты «Безбожник», захиревшей еще в 1934 г. По сути, государство признало своё поражение, перейдя к политике тотального уничтожений Церкви, так как воинствующий атеизм в борьбе за души людей был уже разгромлен.

Подлинный моральный уровень «безбожников» стал ясен, когда во время репрессий угроза нависла над ними самими: за неуспех антирелигиозной пропаганды можно было поплатиться головой. Поэтому руководители СВБ, как скорпионы в банке, принялись истреблять друг друга доносами с обвинениями в «преступных действиях, разваливших СВБ». Так, по доносам своих же товарищей, был обвинен и репрессирован ряд руководителей СВБ: Лукачевский, Маторин, Игнатюк и другие, которым инкриминировалось, - совершенно необоснованно! - стремление «к реставрации капитализма, а также всего, связанного с ним, в том числе Церкви и Религии». Сам Ярославский уцелел только потому, что для спасения собственной шкуры первым написал доносы на своих же подчиненных.

Все это привело к дальнейшему падению авторитета СВБ. В 1938 г. число формальных членов СВБ составляло всего 2 млн. человек вместо запланированных 22 млн., из них взносы платило лишь 13%. Резко сократилось число организаций СВБ и его издательская деятельность. Если в 1938 г. тираж журнала «Безбожник» составлял 230 тыс. экземпляров, то в 1939 г. он упал до 155 тыс. экземпляров. Содержание антирелигиозных изданий стало исключительно однообразным и примитивным. К этому времени тов. Сталин перестал уделять серьезное внимание СВБ, разочаровавшись в эффективности его деятельности. Сами «безбожники» не осмелились объявить «3-ю безбожную пятилетку», после провала своей деятельности в 30-е гг. В 1939 г. ЦС СВБ отмечал: «Большинство ячеек СВБ не ведут систематической антирелигиозной работы, являются пассивными, бездеятельными».

Последний пик активности в деятельности СВБ пришелся на 1940-1941 гг., в связи с началом еще одного витка репрессий, прерванного войной. «Безбожники» вновь сумели довести численность членов своей организации, по их данным, до 3,5 млн. человек. Тираж антирелигиозных изданий составил в 1940 г. 140 млн. экземпляров. В 1940 г. СВБ провел 239 тысяч антирелигиозных лекций. Впрочем, даже из официальных данных СВБ можно увидеть, что эти мероприятия носили формальный характер, так лекции СВБ посещало в среднем по 50 человек, а другие антирелигиозные мероприятия, - по 17 человек. В кружках СВБ на местах насчитывалось в среднем по 7 членов. Особенно неудачно действовал СВБ на присоединенных западных территориях. Например, в Эстонии на курсы антирелигиозных пропагандистов удалось навербовать всего 75 слушателей при населении страны в 1 200 000 человек.

Итак, уже в середине 30-х гг. для властей стала очевидна бесперспективность идеологической борьбы с религией. СВБ фактически продемонстрировал свое бессилие в антирелигиозной пропаганде и впоследствии, с началом войны, жалким образом развалился. Поэтому тов. Сталин, махнув рукой на идеологическую борьбу, решил окончательно уничтожить Церковь репрессивными методами. Близилась эпоха «большого террора» 2-й половины 30-х гг.

В 1938 году советская власть завершила двадцатилетний период гонений, в результате которых процесс разрушения был доведен до положения необратимости. Если храмы, которые были отданы под склады или разрушены, можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то более сотни архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян были расстреляны, и эта утрата была незаменима и невосполнима. Последствия этих гонений сказываются и по сию пору. Массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, множества подвижников благочестия понизило нравственный уровень общества, из народа была выбрана соль, что поставило его в угрожающее положение разложения. Причем власти и дальше не собирались останавливать процесс закрытия храмов, он продолжался и неизвестно, до чего бы дошел, если бы не Великая Отечественная война.

Однако ни начало войны, ни поражения первых месяцев, ни оставление обширных территорий врагу нисколько не повлияли на враждебное отношение правительства советского государства к Русской Православной Церкви и не побудили власти прекратить гонение. И лишь после того, как стало известно, что немцы попустительствуют открытию храмов и на оккупированных территориях открыто 3732 храма, то есть больше, чем во всей Советской России, а на территории собственно России, без Украины и Белоруссии, немцы способствовали открытию 1300 храмов, - власти пересмотрели свою позицию.

Заключение

В России отношения Церкви и государства всегда были чрезвычайно сложны, но после установления советской власти Церковь подверглась невиданным гонениям. Ее отделили от государства и подвергли репрессиям. Тысячи священников расстреляны или сосланы в лагеря. Изъяты церковные ценности, запрещены богословские школы, осквернены храмы. После смерти патриарха Тихона власти не позволили избрать преемника. В дела Церкви вторглась специально созданное управление ОГПУ. В 1931 году взорван Храм Христа Спасителя.

В это время Советской властью был поставлен вопрос о полном уничтожении религии в СССР. В распоряжении богоборческого режима имелась самая совершенная за всю историю человечества карательная машина для уничтожения инакомыслящих. Советская власть уничтожила все виды оппозиции. Религия осталась в СССР единственной сферой жизни, противоречащей государственной идеологии. РПЦ удалось, несмотря на огромные потери, преодолеть натиск безбожников, сохранить свой потенциал и создать предпосылки для будущего возрождения.

Подводя итоги работы, мы можем сделать следующие выводы:

Во-первых, говоря о революции 1917 г. в России, можно уверенно констатировать факт, что абсолютное большинство российского общества того времени было нерелигиозным. Определенная доля ответственности лежит здесь на самой РПЦ, которая долгое время находилась под полным контролем государства и поэтому была сильнейшим образом ограничена в рамках своей деятельности.

Во-вторых, причины очень жестоких гонений на РПЦ в Советской России заключаются, на наш взгляд, в 2-х обстоятельствах. Первое из них, - несовместимость христианского и коммунистического мировоззрений. Само существование религии в советском обществе опровергало учение марксизма. Второе, - создание тоталитарного государства, которое не терпело присутствия малейшего инакомыслия с официальной идеологией.

В-третьих, исходя из данных предпосылок, мы можем выделить и охарактеризовать 3 важнейших периода в гонениях.

Первый из них, - 1917-1920 гг., приходится на годы Гражданской войны. Его можно назвать периодом «бури и натиска» в государственно-церковных отношениях, когда коммунисты пытались одним ударом сокрушить религию.

Второй период, - 1921-1927 гг. характеризуется изменением тактики в борьбе Советской власти с Церковью, попыткой разложения ее изнутри. Но РПЦ оказалась достаточно жизнеспособной, чтобы преодолеть спровоцированные властями расколы внутри себя.

И тогда коммунисты перешли к «фронтальной атаке» на РПЦ, - период 1929-1941 гг. По сути, они вернулись к старой тактике прямого уничтожения Церкви, которую пытались осуществить в Гражданскую войну. Только гонения теперь прошли на более высоком уровне, с использованием всей мощи тоталитарного государства.

В-четвертых, мы можем достаточно точно определить потери, понесенные РПЦ, в ходе этих гонений. Если в дореволюционной России было более 78 тыс. храмов, часовен и молитвенных домов, то в 1941 г. из них действовало 400-450. Таким образом, продолжало функционировать около 0,5 % от числа дореволюционных молитвенных зданий. В 1917 г. в Российской империи имелось в наличии 112 тыс. священно- и церковнослужителей.

В 1941 г. их было официально зарегистрировано около 2 тысяч 500 чел. (на «старых» территориях). Следовательно, продолжало служить около 2 % от дореволюционной численности священно- и церковнослужителей. Видимо, еще некоторое количество духовенства скрывалось от гонений. Наконец, из числа в 130 архиереев, окормлявших РПЦ до революции, в 1941 г. оставалось на кафедрах всего 4, то есть менее 4 %.

В ходе гонений на РПЦ в период 1917-1941 гг. было умерщвлено около 150 тыс. чел., всего было репрессировано 350 тыс. чел. Следует учесть, что из числа репрессированных очень многие погибли от лишений в лагерях и ссылках, таким образом, число жертв гонений увеличивается и составляет, по самым осторожным подсчетам, не менее 200 тысяч человек, отдавших жизни за веру Христову.

Реальная стабилизация отношений РПЦ и государства произошла лишь в 1943 г., когда победа над Германией стала очевидна. Тов. Сталин в это время уже принципиально не нуждался в помощи РПЦ и вполне мог продолжить интенсивные гонения. На наш взгляд, в это время советское руководство осознало крах своих надежд на близкую победу социализма в мировом масштабе. В связи с этим, с точки зрения советских вождей, отпала необходимость в немедленном уничтожении религии и РПЦ. Альянс с Церковью мог принести коммунистам большие тактические выгоды во внутренней и внешней политике. Поэтому власти и пошли на нормализацию отношений с РПЦ.

Во время Великой Отечественной войны советское государство пошло на уступки Церкви - восстановлено патриаршество. Храмы, открытые на оккупированных территориях, продолжили работу и после изгнания немцев. Однако при Хрущеве государство снова ожесточилось на Церковь. Усиленный контроль над ней сохранялся до середины 1980-х гг.

В последнее время Церковь возвращает утраченное влияние. Она впервые за долгие века освободилась от диктата государства. Храмы строятся. Первые лица страны посещают богослужения. С 2011 года во всех российских школах вводится курс «Основ светской этики и религиозной культуры».

Список источников и литературы

1.Акты Святейшего Патриарха Тихона Сб. в 2-х ч. / Сост. Губонин М.Е.; Гл. ред. Воробьёв В.; Православный Свято-Тихоновский Богословский Ин-т, 1994. - 1064 с.

.Бутовский полигон 1937-1938 гг. Книга памяти жертв политических репрессий / Под ред. Блинов Ю.П., Лебедева С.В., Головкова Л.А. - М.: Институт экспериментальной социологии, 1997. - 364 с.

.Белов А. В. Правда о православных «святых» / А.В. Белов. - М.: Наука, 1968. - 169 с.

.Светозарский А. Вениамин (Федченков), митроп. На рубеже двух эпох /А. Светозарский. - М.: Отчий дом, 1994. - 322 с.

.Во власти Губчека. Воспоминания неизвестного протоиерея. - М. : Изд-во им. Святителя Игнатия Ставропольского, 1996. - 80 с.

.Государство и Церковь в годы войны. Докладные записки председателей Совета по делам РПЦ.1945. Публикация М.И. Одинцова. // Исторический архив. - 1995. - №3. - С.56-65

.Деяния Священного Собора Российской Православной Церкви. Т. 1-10. М.: Святыни, 2000. - 312 с.

.Демин Л. Порушенные святыни / Л. Демин. - Краснодар, Просковья. - 1994. - 369 с.

.Из истории христианской Церкви на Родине и за рубежом в 20 столетии. Сборник / Под ред. Прот. Чаплина В. - М.: Звонница, 2005. - 258 с.

Литература

10.Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь и Советская власть в1917-1927 гг. /О.Ю. Васильева // Вопросы истории. - 1993. - № 8. - С.52-68.

.Жития святых, в земле Российской просиявших. Русские святые 10-20 веков. Новомученики и исповедники 20 века /Под ред. А.Р. Митина. - СПб.:Лань, 2001. - 356 с.

.За Христа пострадавшие: гонения на Русскую Православную Церковь в 1917-1956 гг. Биографический словарь. - М.: Проспект, 1997. - 322 с.

.Из истории христианской Церкви на Родине и за рубежом в 20 столетии. Сборник / Под ред. Прот. Чаплина В. - М.: Приор, 2005. - 368 с.

.История Русской Православной Церкви в XX веке. Материалы конференции. Книга I (1917 - 1933 гг.) М: Проспект, 2002. - 298 с.

.Китер Н. Исповедники и мученики 30-х годов / Н. Китер // Вестник РХД. -1983. - № 139. - С.93- 112

.Краснов-Левитин А. Лихие годы /А. Краснов-Левитин. - М.: ИМКА-пресс, 2007. - 298 с.

.Крест под молотом / Сост. Петров. - М.:Проспект, 2005. - 298 с.

.Кровью убеленные. Мученики и Исповедники северо-запада России и Прибалтики (1940-1955) / Сост. свящ. А. Голиков. - М.:Православие, 2005. - 298 с.

.Лихачев В. Положение и состояние РПЦ в 1918-1924 гг. по материалам фонда Патриарха Тихона и Священного Синода. Части 1-2. Курсовое сочинение /В. Лихачев. - СПб.: Лань,1999. - 298 с.

.Мученики и исповедники Оренбургской епархии. - Саракамыш: Априри, 1999. - 265 с.

.Новые Мученики и Исповедники Самарского края / Сост. Жоголов А. - Самара, 1996. - 322 с.

.Политбюро и Церковь 1921-1925 гг. Сборник документов. Части 1-2. М.:Проспект, 1998. - 325 с.

.Польский М., прот. Новые мученики Российские. Собрание материалов. Тт. 1-2. / М. Польский. - М.: Православие, 1993. - 298 с.

.Православие на Соловках. Материалы по истории Соловецкого лагеря. / Сост. Резникова И. - СПб.:Проспект, 1994. - 298 с.

.Простите, звезды Господни. Исповедники и соглядатаи в документах. Сборник документов / Сост. Королев В. М. - М.:Приор, 1999. - 267 с.

.Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917-1941 гг. Документы и фотоматериалы / Сост. Васильева О. - М.:Юрайт, 1996. - 258 с.

.Русская Православная Церковь в советское время. Материалы и документы. Сборник / Сост. Штриккер Г. Книга 1. - М.: Юнити, 1995. - 256 с.

.Самуилова С.С. Самуилова Н.С. Отцовский крест. Части I-II / С.С. Самуилова, Н.С. Самуилова. - СПб.:Лань, 1996. - 256 с.

.Санкт-Петербургский мартиролог / Под ред. Проф. Прот. В. Сорокина. СПб.:Проспект, 2001. - 237 с.

.Черепнина Н.Ю. Шкаровский М.В. Санкт-Петербургская епархия в 20 веке в свете архивных материалов /Н.Ю. Черепнина. - СПб.: Лань, 2000. - 369 с.

.Ярославский Е. Против религии и церкви Т. 1-5 / Е. Ярославский. - М.:Юрайи, 1998. - 298 с.

Приложение

Приложение 1

Приложение 2

Священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий (в миру Василий), родился 1 января 1848 года в с. Малые Моршки Моршанского уезда Тамбовской губернии в семье священника Никифора Богоявленского, впоследствии также принявшего мученическую кончину. С детства Василия отличали скромность и чистосердечность. Воспитываясь в деревне, он хорошо знал народную жизнь, чутко относился к человеческому страданию. Стремление быть ближе к простым людям стало в дальнейшем особенностью его пастырского пути.

Преосвященный Владимир проявлял постоянную заботу об устроении церковноприходской жизни, уделял особое внимание духовно-нравственному просвещению мирян. Его проповеди, продуманные и прочувствованные горячо верующей и любящей душой, привлекали многих слушателей и производили на них сильное впечатление. При поддержке Владыки Владимира получили развитие начинавшие тогда вводиться в церковную жизнь внебогослужебные беседы священников с паствой, к которым привлекалось все приходское духовенство.

В результате его неутомимых трудов было построено и возобновлено более ста храмов, в том числе много старинных, заброшенных; открыто свыше 300 церковноприходских школ, устроена Духовная Семинария в Кутаиси.

С приходом в Киев гражданской войны и захватом большевиками города начались невиданные там дотоле грабежи и насилия, сопровождавшиеся осквернением монастырей и храмов, святынь Киево-Печерской Лавры.

января 1918 года вооруженные люди ворвались в покои митрополита Владимира и после издевательств над ним вывели его за стены Лавры и расстреляли. Перед смертью архипастырь совершил молитву, благословил своих убийц и сказал: "Господь вас да простит". Найденное братией его тело было изувечено множеством колотых и огнестрельных ран.

Мученическая кончина святителя Владимира явилась началом длительного периода гонений на Русскую Православную Церковь, во время которых бесчисленное множество клириков и мирян приняло мученические венцы, свидетельствуя о вере Христовой "даже до смерти" (Откр. 12, 11).

Честные мощи священномученика Владимира, митрополита Киевского и Галицкого, были обретены летом 1992 года и положены в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры.

Приложение 3

Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский (в миру Василий), родился в 1873 году на Нименском погосте Андреевской волости Каргопольского уезда, ныне Архангельской области, в семье священника Павла и Марии Казанских. Родители воспитывали сына в благочестии и христианских добродетелях. Полюбив чтение житий святых, отрок восхищался их духовными подвигами, сожалея о том, что в современном ему мире он лишен возможности пострадать за веру православную.

Суд над священномучеником Вениамином (Казанским), митрополитом Петроградским и ГдовскимИнтерес Василия Казанского к душеполезным книгам и усердие в изучении церковной грамоты предопределили выбор жизненного пути: после окончания Петрозаводской Духовной Семинарии юноша поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Студентом активно участвовал в деятельности "Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви", организуя беседы среди рабочих. В 1895 году он принял монашеский постриг с именем Вениамин и был рукоположен во иеродиакона, а в следующем году - во иеромонаха. По окончании Академии в 1897 году со степенью кандидата богословия иеромонах Вениамин был назначен преподавателем Священного Писания в Рижскую Духовную Семинарию. С 1898 года - он инспектор Холмской, спустя год - Санкт-Петербургской Семинарии. В 1902 году, после возведения в сан архимандрита, назначен ректором Самарской, а через три года - Санкт-Петербургской Семинарии.

Сразу же после избрания на Петроградскую кафедру святитель заявил: "Я стою за свободную Церковь. Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. И теперь накладывать новые путы на Церковь было бы большой ошибкой. Самая главная задача сейчас - это устроить и наладить нашу приходскую жизнь".

В то смутное время трудно было найти человека столь далекого от политики, как митрополит Вениамин. Приступив к осуществлению своей программы, он все силы направил на защиту православного народа России от жесточайших гонений, воздвигнутых на него врагами истины Христовой. По сути, они начались в январе 1918 года после издания декрета "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви", который на деле воспринимался властью на местах как сигнал к повсеместному уничтожению главным образом Русской Православной Церкви и ее служителей, к грабежу церковного имущества. По всей стране прокатилась волна закрытия и разрушения храмов и монастырей, осквернения и уничтожения святых икон и мощей, массовых арестов, пыток, ссылок и казней епископов, священников, монахов и монахинь, мирян, лишения Церкви и ее служителей материальных средств к существованию.

Однако к голосу Владыки Вениамина власти не посчитали нужным прислушаться. Они объявили, что ценности будут изъяты в формальном порядке как "принадлежащее государству" имущество. В городе, в некоторых церквах, уже началась их конфискация. Изъятие ценностей сопровождалось волнениями народа, но серьезных беспорядков, острых столкновений и арестов пока еще не было. Чувствовалось приближение расправы. Ее ускорило опубликованное 24 марта 1922 года в "Петроградской правде" письмо двенадцати лиц - организаторов обновленческого раскола: они обвиняли все верное Святейшему Патриарху Тихону духовенство в сопротивлении изъятию церковных ценностей и в участии в контрреволюционном заговоре против советской власти. 29 мая 1922 года последовал арест митрополита Вениамина, а 10 июня того же года началось слушание дела, к которому было привлечено еще 86 человек.

Святитель Вениамин на процессе был, как и всегда, простым, спокойным, благостным, убеждающим в невиновности других людей. Перед лицом ожидавшей его смерти он, обращаясь к трибуналу, произнес: "Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение (святитель при этом широко перекрестился) и скажу: "Слава Тебе, Господи Боже, за всё".

июля 1922 года трибунал объявил приговор, а в ночь с 12 на 13 августа того же года митрополит Вениамин и вместе с ним архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иван Ковшаров были расстреляны на окраине Петрограда.

На братском кладбище Александро-Невской Лавры воздвигнут крест над символической могилой новомучеников Российских.

Священномученик архимандрит Сергий (в миру Василий Павлович Шеин) родился в 1866 году в деревне Колпна Новосельского уезда Тульской губернии. В 1893 году окончил училище правоведения. Был членом IV Государственной Думы, входил в состав секретариата Священного Собора Православной Российской Церкви 1917 - 1918 годов. Был заместителем председателя правления Общества объединенных петроградских православных приходов.

Мученик Юрий (Юрий Петрович Новицкий) родился в 1882 году в г. Умани Киевской губернии. Окончил 1-ю гимназию и Киевский университет. С 1914 года доцент, затем - профессор кафедры уголовного права Петроградского университета. Был председателем правления Общества объединенных петроградских православных приходов.

Мученик Иоанн (Иван Михайлович Ковшаров), родом из Одессы, юрист по образованию, бывший присяжный поверенный. Был юрисконсультом Лавры в Петрограде.

Память священномучеников митрополита Вениамина, архимандрита Сергия, мучеников Юрия и Иоанна празднуется 31 июля (13 августа) и в день Собора новомучеников и исповедников Российских.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

В апреле 1925 г. скончался Святейший Патриарх Тихон. Митрополит Петр (Полянский, 1862-1937) приступил к исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Мирополит Петр родился в 1862 г. в семье сельского священника Воронежской епархии. Окончив Московскую Духовную академию, он работал там же помощником инспектора и преподавателем, позднее стал членом Синодального Учебного Комитета. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, он отличался бессребреничеством и строгостью. Участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917-1918 гг. В это время особенно сблизился с Патриархом Тихоном. В 1920 г. Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Так в 58-летнем возрасте Петр избрал стезю церковного служения. Сразу после архиерейской хиротонии епископ Петр был сослан властями в Великий Устюг, но вскоре вернулся в Москву, став ближайшим помощником Патриарха во всех делах управления Церковью. В завещании Святителя Тихона о преемстве Патриаршей власти в условиях гонения на Церковь митрополит Петр был назван первым в ряду преемников Первосвятителя. После погребения Патриарха Тихона обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра.

В своем управлении Русской Церковью митрополит Петр шел по пути Патриарха Тихона - это был путь твердого стояния за православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу, что вызывало крайнее недовольство гонителей Церкви. 9 ноября 1925 г. митрополит Петр был арестован, для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. Петр остался верен делу сохранения церковного единства. Ни продление срока ссылки, ни переводы в отдаленные от центра места (Тобольск, Пермь, Заполярье, Екатеринбург), ни ужесточение условий заключения не могли сломить воли митрополита. 10 октября 1937 г. священномученик Петр был расстрелян и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.

В середине 20-х годов условия. в которых жила Церковь, оставались по-прежнему трудными. Многие из архиереев были высланы из епархиальных городов или сосланы в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию. Но главным местом заключения архиереев, священников и мирян в 20-е годы был Соловецкий лагерь особого назначения, прообраз лагерей 30-50-х годов.

После ареста митрополита Петра в 1925 г. к исполнению обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя приступил митрополит Сергий (Страгородский, 1867-1944) . После долгих колебаний, шантажируемый угрозой ареста всей православной иерархии, он избрал путь сотрудничества с властями, согласившись выполнить их основные требования, и прежде всего допустить вмешательство советского государственного аппарата во внутреннюю жизнь Церкви в обмен на «легализацию» Патриархии. 29 июля 1927 г. вышло «Послание пастырям и пастве», подписанное митрополитом Сергием (Страгородским). В литературе оно получило название «Декларации 1927 года». В «Декларации» речь шла о лояльности Русской Православной Церкви к Советской власти, которая понималась митрополитом Сергием как законопослушность, уклонение от сообщества с врагами Советской власти и от агитации против нее. В «Декларации», в частности, говорилось: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи…» Некоторых православных расценили эти слова как свидетельство перехода с позиции аполитичности на позицию внутренней духовной солидарности с властью. Едва ли не первыми откликнулись на «Декларацию» митрополита Сергия заключенные в Соловецком концлагере епископы. Они писали: «...мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категоричной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства». В отличии от митрополита Сергия соловецкие епископы требовали от правительства полного невмешательства во внутреннюю жизнь Церкви.

«Декларация 1927 г.» не внесла умиротворения в Русскую Церковь. Митрополит Сергий при всей своей дальновидности и осмотрительности ошибся в расчетах на то, что его уступки позволят свернуть репрессии священнослужителей. Однако, учитывая, что в 30-е гг. встал вопрос уже не о подчинении, а о полном уничтожении православия в стране, компромиссная позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, позволившая хотя бы частично сохранить Церковь, представляется во многом оправданной. Но для значительной части духовенства и мирян она оказалась неприемлемой ни при каких обстоятельствах.

С рубежа 1928-1929 гг. произошло существенное изменение политики в отношении религиозных организаций, началась полоса крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК ВКП(б) во главе с И.В. Сталиным на свертывание НЭПа, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений в городе и деревне. В период ликвидации нэпманов и кулачества власти обрушились и на Церковь, усматривая в ней инструмент эксплуататорских классов. Церковь в это время оставалась единственным дореволюционным чужеродным институтом, чудом уцелевшим в структуре молодой страны Советов. Авторитарное государство требовало от своих граждан не только поклонения, но и полной отдачи всех своих сил, как физических, так и духовных. Поскольку Христос призывает Своих последователей идти за Ним, отдавая Ему сердце, то на Русскую Церковь большевики смотрели как на нежелательного конкурента.

Началось массовое закрытие церквей. В 1928 г. закрыто было 539 храмов, а в 1929 - уже 1119 церквей. Закрытые храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а монастыри - под тюрьмы и колонии. Многие храмы разрушались. В Москве в 1929 г. уничтожили часовню Иверской иконы Божией Матери, в 1931 г. взорвали Храм Христа Спасителя. В начале 1930 г. был принят план «безбожной пятилетки». Комиссия по вопросам культов при ВЦИК максимально упростила процедуру закрытия храмов. В 1933 г. был запрещен колокольный звон во многих населенных пунктах, началась кампания по снятию и переплавке колоколов с действующих церквей.

Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами священнослужителей, высылками и ссылками их. Гонения большевиков не оставляли христианам большого выбора. Оставалось лишь два пути: сотрудничества с богоборческой властью или мученичества. В 1929 г. Русская Церковь потеряла одного из своих самых видных иерархов - священномученика архиепископа Илариона (Троицкого), выдающегося богослова, поборника восстановления Патриаршества, ревностного борца с обновленчеством. Оказавшись в ссылке на Соловках, архиепископ Иларион сохранил свой жизнерадостный, общительный характер. Он скрашивал тяготы соузников непоколебимым благодушием, остроумием, веселостью. В лагере его любили все: не только собратья по священству, интеллигенты, дворяне, офицеры, крестьяне, но и соловецкая шпана. Он мог часами разговаривать с отпетым уголовником, и тот после разговора исполнялся особым уважением к нему. Человек редкой физической силы, священномученик Иларион после вторичного пребывания на Соловках занемог, здоровье было подорвано. Архиепископ Иларион скончался в декабре 1929 г. в тюремной больнице.

В конце 1935 г. с новой силой возобновились аресты епископата, духовенства, мирян. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже и террористической деятельности. Начало массовым репрессиям было положено приказом наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г., в котором говорилось о том, что нужно «раз и навсегда покончить с подрывной работой банды антисоветских элементов», которыми называли церковников. «Наиболее враждебные подлежали аресту и, по рассмотрении их дел, - расстрелу; менее активные подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет... Операцию решили начать 5 августа 1937 года и закончить в четырехмесячный срок». Только в 1937 г. было закрыто более 8 тыс. церквей, ликвидировано 70 епархий, расстреляно около 60 архиереев, арестовано 150 тыс. священников, более 80 тыс. из них расстреляно. К 1938 г. церковная организация оказалась в основном разгромлена.

Религиозная ситуация в СССР накануне Великой Отечественной войны .

В 1936 г. в связи с подготовкой и обсуждением проекта новой Конституции СССР в центре общественного внимания оказались вопросы деятельности религиозных организаций, их права и обязанности, взаимоотношения с государством, дальнейшее развитие законодательства о культах. В адрес Конституционной комиссии от граждан, государственных учреждений и общественных организаций поступали многочисленные поправки к проекту статьи о свободе совести.

5 декабря 1936 г. была принята Конституция СССР, провозгласившая политические и гражданские свободы, предоставившая равные права всем гражданам, включая «служителей культа». 124-я статья Конституции касалась вопроса свободы совести и гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами». Предлагаемая поправка к 135-й статье «о лишении избирательного права служителей культа» Сталиным была отвергнута. Государство создавало видимость религиозной терпимости.

Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение практики незаконных репрессий, на восстановление в стране правопорядка, на смягчение режима. В действительности издание новой Конституции явилось прологом к неслыханному разгулу террора. Жертвой репрессий пали миллионы людей, принадлежавших к самым разным общественным слоям, носители разных мировоззрений: политические и государственные деятели, военачальники, дипломаты, ученые, литераторы, рядовые крестьяне, рабочие и служащие. Террор 1937 года залил кровью всю страну. Уничтожались все, кто считался потенциально опасным не только для советской власти, но хотя бы только для личной власти Сталина.

Накануне Великой Отечественной войны казалось, что правящая коммунистическая партия близка к достижению провозглашенной в области религиозных отношений цели. «Безцерковные» и «безбожные» деревни и поселки, города районы и даже целые области насчитывались десятками и сотнями. Согласно проводившимся тогда социологическим исследованиям и опросам, количество верующих сокращалось день ото дня. Официальные средства массовой информации и антирелигиозная литература свидетельствовали о «поддержке трудящимися массами» курса церковной политики государства как наиболее обеспечивающего свободу совести. Председатель Союза воинствующих безбожников Е. Ярославский в канун войны в марте 1941г. отмечал, что граждане все реже и реже обращаются с ходатайствами об открытии ранее административно закрытых культовых зданий, об организации религиозных общин. Но религиозная жизнь в стране в ее реальном виде была совсем другой. И, в частности, это проявилось в мартовские дни 1941г., когда в Москве прошли торжества по случаю 40-летия служения в архиерейском сане митрополита Сергия. Тысячи православных верующих собрались в кафедральном соборе, чтобы поздравить юбиляра: москвичи, представители почти всех епархий, расположенных в СССР, гости из-за рубежа.

М.Б.Рогачев, М.В.Таскаев

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

трагедия Русской Православной Церкви. 20-30-е годы

Православие в начале XX в. играло ведущую роль в религиозной жизни Коми края. На территории современной Республики Коми в 1916 году было 112 приходов, 177 храмов, включая единоверческие и монастырские, два монастыря Русской Православной церкви. На приходах служили 116 священников. Число насельников, включая послушников, Ульяновского Троице-Стефановского мужского монастыря в 1913 году превышало 60. В Кылтовском Крестовоздвиженском женском монастыре обитало более 70 монахинь и послушниц.

Захват власти большевиками в октябре 1917 года положил начало одному из самых трагических периодов в тысячелетней истории российского православия. Особенно тяжелыми для церкви были 20-З0-е годы, когда советское государство сделало все, чтобы уничтожить Русскую Православную церковь. В борьбе с религией широко применялись политические репрессии. Но было бы неверным только к ним сводить политику Советского государства по отношению к церкви. Практика борьбы с церковью была намного многообразнее, и политические репрессии были “вплетены” в нее как составная часть.
Конфликт между Советским государством и церковью был предопределен воинствующим атеизмом марксизма - официальной идеологии советской власти. Религия определялась как фантастическое отражение “в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни”, “опиум народа”, а церковь рассматривалась как защитник интересов эксплуататорских классов. Однако это вовсе не означало, что конфликт выльется в разгром церкви и физическое уничтожение духовенства. По крайней мере, Маркс подчеркивал, что религия будет отмирать естественным путем, и не видел необходимости в репрессивных мерах: “Религия будет исчезать в той мере, в какой будет развиваться социализм. Ее исчезновение должно произойти в результате общественного развития, в котором крупная роль принадлежит воспитанию”. Но большевики не желали ждать, пока религия отомрет сама собой. С первых же дней советской власти административное давление на церковь и репрессии против духовенства стали обычной практикой нового правительства.

Уже в первые месяцы после революции был принят ряд декретов, касающихся церкви и коренным образом изменивших ее положение в обществе. Декретом “О земле” было ликвидировано церковное и монастырское землевладение владение. Государству передавались все учебные заведения духовного ведомства. Основным же был Декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 года “Об отделении церкви от государства и школы от церкви”, установивший не только отделение церкви от государства и школы от церкви (с запрещением преподавания “религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы”), но и запрещение церкви владеть собственностью, лишение ее прав юридического лица. Все имущество церкви было объявлено народным достоянием, а “здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей” могли передаваться в бесплатное пользование общин только с разрешения государственных органов.

Эти положения декрета фактически лишали религиозные организации возможностей для нормальной работы, ставили церковь под жесткий контроль государства.

В Коми крае власть перешла к Советам только весной 1918 года, причем Советы эти были не большевистскими. Реально власть оказалась в руках большевиков в Усть-Сысольском уезде в конце июля, а в Яренском уезде - только осенью того же года. В Печорском уезде Архангельской губернии вся полнота власти была сосредоточена в руках большевиков и вовсе только после окончания гражданской войны. Поэтому в 1918 году постановления большевистского руководства относительно церкви в полной мере реализованы не были. Тем не менее, еще в марте Усть-Сысольский уездный земельный комитет принял решение о передаче в пользу земельных обществ причтовых и церковных земель, но конфискация их закончилась только в ноябре 1918 года. Во многих деревнях были муниципализированы принадлежавшие церкви дома и хозяйственные постройки. Но решение Северо-Двинского губисполкома о взятии на учет церковного имущества и регистрации религиозных обществ выполнено не было. Известен всего один договор, заключенный в 1918 году в с. Вомын, и несколько договоров, заключенных в январе - марте 1919 года. Ситуация во многом определялась отношением к этим вопросам православного коми крестьянства. Оно поддержало конфискацию и распределение церковных и монастырских земель между землепашцами (земельными наделами были наделены и сельские священники), но не хотело нести расходы по содержанию церкви.

Узкопрактический подход в решении этих вопросов проявился, например, в решении приходского собрания Слободской Никольской церкви (январь 1918 г.): “...желаем, чтобы духовенство было всецело обеспечено от казны. Причтовую землю желаем взять от духовенства самим. Постройки причтовые отнести на счет духовенства или государственной казны”. При этом крестьяне и в мыслях не держали возможность закрытия храмов.

В 1918 году были закрыты оба монастыря, а их земли конфискованы. В Ульяновском монастыре еще летом 1918 года, до закрытия, было изъято 419 пудов “хлебных излишков”. В сентябре и октябре монастырь подвергся экспроприации красными отрядами М.Мандельбаума и В.Чуистова. Первый конфисковал продовольствия, имущества и денег на сумму 64 тысячи рублей, а второй - имущества и продовольствия на 7,1 тысяч рублей и остатки монастырской казны. В конце 1918 года в Ульяновском Троице-Стефановском монастыре был образован совхоз. Правда, просуществовал он недолго, в ноябре 1919 года монастырь был занят белыми. В Кылтовском же монастыре монахини организовали трудовую коммуну. Храмы в обоих монастырях продолжали действовать. В 1918 году вообще было закрыто всего несколько храмов в старообрядческих районах на Печоре - жители-старообрядцы отказались их содержать.

Реакция церкви на захват власти большевиками и ограничение прав религиозных объединений, естественно, была негативной, но сдержанной церковь никогда не призывала к насилию, вооруженной борьбе. Показательно, что патриарх Тихон отказал в поддержке белому движению. Поместный Собор Русской Православной церкви (август 1917 - октябрь 1918 гг.) и новоизбранный патриарх Тихон в своих посланиях неоднократно призывали к прекращению кровопролития и братоубийственной войны. В послании Совету Народных Комиссаров в связи с первой годовщиной революции патриарх Тихон призывал прекратить красный террор, нападки на церковь, преследования за веру.

Особенно большой резонанс получило послание патриарха Тихона от 19 января 1918 года (уже были опубликованы тезисы декрета об отделении церкви от государства), в котором он анафематствовал всех, кто был повинен в “избиениях ни в чем не повинных... людей” и призывал верующих встать на защиту церкви, но не силой оружия, а словом, покаянием: “Спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению братоубийственных распрей... устрояйте духовные союзы... которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления”.

Вологодская духовная консистория, как и положено, предложила огласить это послание во всех храмах епархии и “немедленно по всем приходам устроить пастырско-мирянские собрания для принятия мер к защите” церкви. В УстьСысольске указание консистории было получено 26 февраля, и благочинный 1-го округа протоиерей Александр Малевинский приказал прочесть его во всех храмах, а духовенству прибыть в Усть-Сысольск “для решения своей участи и линии поведения в эти тревожные дни”.

Местное духовенство выразило протест против декрета об отделении церкви от государства. В феврале 1918 года против декрета высказался полуепархиальный съезд духовенства и мирян (Великоустюжского викариатства), в котором принимали участие представители приходов Усть-Сысольского и Яренского уездов. Съезд обратился к Собору с просьбой “передать сущей власти от православного населения епархии мольбу отменить декрет об отделении церкви от государства”. Созданный в уезде для защиты церкви “Союз духовенства и мирян” в марте 1918 года обратился к приходам, призвав всех, “кто не отрекся от Христа, кто любит церковь, кто желает добра государству”, требовать, “чтобы закон об отделении церкви от государства был отменен”. Союз постановил обратиться во все приходы уезда с просьбой слать обращения патриарху “с слезной мольбой принять меры к тому, чтобы декрет Совета Народных Комиссаров о свободе совести не приводился в исполнение”, поскольку он “крайне вреден для православной церкви”.

Вполне естественное отрицательное отношение к действиям советской власти, как видим, не выражалось в призывах к борьбе с ней. Тем не менее действия церкви были расценены как контрреволюционные. ЧК были арестованы приходские священники о. Клавдий Тюрнин из Усть-Сысольска, о. Стефан Куратов из Визинги, о. Александр Козлов из Слободы, обвиненные в антисоветской пропаганде, заключавшейся в том, что они читали в храмах послания Собора и патриарха, т.е. выполняли свои пастырские обязанности. Ревтрибунал признал обвинения доказанными, но все же освободил их от наказания - молот “красного террора” еще не начал крушить всех подряд. За Противо-Советскую агитацию под видом “Религиозно-нравственных бесед” на три года условно был осужден иеромонах М.Ф.Митюшев.

Власти раздражал большой авторитет церкви. Петроградские агитаторы И.Мельников и Н.Медаков, работавшие в конце 1918 года в привычегодских волостях Яренского уезда, отмечали, что “сильно развитое религиозное влечение в деревне многому мешает и часто парализует все начинания крестьянина в области строительства жизни на новых началах”.

Эти аресты - первые, еще слабые раскаты грома. В сентябре 1918 года было официально объявлено о начале “красного террора”. Начиналась гражданская война, и ожесточение нарастало. Расстрелы священников шли по всей России. Внес свою печальную лепту и Коми край.

Первой жертвой “красного террора” среди священнослужителей Коми края стал священник Мординского прихода тридцатилетний о. Владимир Николаевич Юшков. 20 августа 1918 года он был арестован и увезен в Усть-Сысольск. Только через год жене сообщили, что о. Владимир расстрелян 5 сентября 1918 года “за агитацию против советской власти”. Приговор был вынесен архангельской губЧК.

В сентябре 1918 года ЧК отправило из Усть-Сысольска группу “ненадежных граждан”, и среди них православного миссионера, бывшего депутата IV Государственной думы Степана Николаевича Клочкова. По приговору Революционного полевого трибунала Котласского района они были расстреляны 24 сентября 1918 года “за организацию восстания против Советской власти и агитацию за Временное правительство”.

В годы гражданской войны репрессии против духовенства стали массовыми. Симпатии духовенства были на стороне белого движения, что вполне естественно - белые выступали под знаменем России православной, восстанавливали права церкви. Но прямого участия в белом движении духовенство, за редким исключением (служба полковыми священниками в белой армии), не принимало. Причем, православные священники были не одиноки в своих симпатиях к белым - по крайней мере, на начальном этапе войны их разделяла значительная часть крестьян, разочарованных неспособностью красных решить продовольственную проблема, начавшимся террором и экспроприациями, особенно деятельностью комбедов.

Особенно прославился своими зверствами командующий Печорским краем Мориц Мандельбаум. Первой его жертвой стал священник с. Усть-Нем о. Дмитрий Спасский. Он был арестован 15 сентября 1918 года отрядом Мандельбаума, направлявшимся из Усть-Сысольска на Печору. В своем донесении в Котлас от 5 октября 1918 года Мандельбаум отмечал, что “священник Спасский произносит проповеди против Советской власти, называя ее властью грабительской. Арестовав священника Спасского, я с отрядом отправился далее. В пути был произведен допрос священнику Спасскому, который подтвердил свое выступление в церкви, но уклонился и сказал, что это только было сказано по отношению местного Усть-Немского волостного совета. Заседание совместно с членами Усть-Сысольской Чрезвычайной комиссии решило: приговорить священника Спасского к расстрелу, каковое постановление и было немедленно приведено в исполнение”. Местные крестьяне рассказали дочери о. Дмитрия о его последних днях: “Они (красноармейцы - авт.) все время били его нагайками. И пока везли на пароходе, все время били за то, что он не отрекся от веры Христовой, а их называл слугами сатаны. Пароход остановили под утро на безлюдном месте. На опушке леса велели батюшке выкопать себе могилу. Да, видать, не глубоко смог он выкопать... Когда расстреляли его и забросали песком яму, дождь, ливший целый день, размыл песок, и кисть руки его торчала из могилы, как будто и мертвый он проклинал их”.

27 сентября 1918 года при занятии с. Усть-Цильмы Печорского уезда красные арестовали настоятеля Усть-Цилемского Никольского собора о. Анфала Суровцева. Его обвиняли в принадлежности к Печорскому правительственному (белогвардейскому) комитету. О смерти священника сообщили архангельские газеты: “Настоятель Усть-Цилемского собора о. Анфал Суровцев претерпел от большевиков мученическую смерть: захваченному в конце сентября о. Анфалу Суровцеву сначала причинили невыразимые страдания, так как целых 10 дней его били нещадно плетьми, потом постепенно отрезали нос, уши, вырвали язык, застрелили на борту парохода и сбросили в реку”.

После отступления красных временно исполняющий обязанности настоятеля Усть-Цилемского соборного прихода о. Иоанн Серебренников представил в Архангельский Епархиальный Совет рапорт о жертвах “красного террора” среди лиц духовного звания Печорского уезда за первые месяцы 1919 года: “9 января ст. ст. священник Кипиевского прихода о. Владимир Зуев был взят красноармейцами и увезен в Кычкар и здесь выстрелом из ружья - разрывной пулей в голову - убит. Умер он, как говорят очевидцы, от руки своего прихожанина, ставшего красноармейцем, истинно геройски: благоговейно перекрестившись, он благословил по направлению с. Кипиево. Красноармеец грубо закричал на него: “Что ты машешь рукой?”, прибавив к этому площадную брань. Раздался выстрел, и о. Владимира не стало. Тело священномученика две недели валялось на снегу, и после того, как жена почившего уплатила красноармейцам 800 рублей, дали ей возможность положить в могилу. После ухода красных о. Владимир похоронен в ограде Кипиевской церкви 7 марта о. Николаем Истоминым. Все имущество о. Владимира Зуева разграблено красноармейцами. Второю жертвою духовенства стал 19 февраля ст. ст. псаломщик Кычкарского прихода Петр Алексеевич Таратин, преклонных лет старец (св. 70 лет) (ему было 65 лет авт.). Его красноармейцы расстреляли в лесу за то, что будто бы он радовался приближению белоармейцев. Его также похоронил 11 марта ст. ст. священник Кычкарского прихода о. Николай Истомин. После почившего Петра Алексеевича осталась многочисленная семья: старший сын в белоармейцах, второй сын взят красноармейцами и увезен в Ижму, где и расстрелян. Вечная память мученикам... Священник Бакуринского прихода на Печоре о. Иосиф Распутин был схвачен красноармейцами, увезен в Ижму и там, привязанный к телеграфному столбу - расстрелян. Несмотря на мольбы жителей, его не дозволили похоронить. Труп священника был обглодан собаками. О. Иосиф прослужил в этом приходе 23 года, за мягкость и кротость характера был особенно уважаем прихожанами...”

В заключении своего рапорта Серебренников писал: “В Ижемском районе духовенству грозит от красных страшная опасность, и едва ли кто из них останется в живых, так как красные озверели”.

К расстрелу был приговорен и настоятель Ижемского Преображенского прихода благочинный о. Василий Новиков. Однако в последний момент расстрел был отменен. Но в живых о. Василия не оставили - он умер 9 марта 1919 года, уморенный голодом. Все его имущество было разграблено. На протяжении всей гражданской войны красные использовали священников в качестве заложников. Так, при отступлении Вашко-Мезенского советского полка с Удоры весной 1919 года в заложниках оказался священник о. Федор Клепиков, захваченный в с. Важгорт (он был вывезен в Яренск, дальнейшая судьба не установлена). При отступлении из Усть-Сысольска в ноябре 1919 года местные чекисты взяли в заложники священнослужителя В. Катаева. Есть также непроверенная информация, что при отступлении из Яренска в ноябре 1919 года красные вывезли из города всех священников в качестве заложников и сожгли их заживо в с. Лена (это утверждали, например, жители с. Айкино).

Неоднократным арестам подвергались монахи Ульяновского монастыря, не покинувшие обитель после ее закрытия большевиками. В октябре 1919-го начальником уездной милиции было обнаружено и конфисковано 500 пудов хлеба, спрятанных на территории монастыря. Были арестованы игумен Амвросий (Морозов), казначей иеромонах Мелетий (Федюнев), эконом иеромонах Тихон (Лапшин) и еще три монаха. Их вывезли в Устюг, в губернскую ЧК. В начале 1920 года священнослужителей освободили под письменное обязательство находиться в Лальске до окончания следствия. Но вскоре они были вновь арестованы в стенах Устюжского Иоанно-Предтеченского монастыря. Освободили их только в мае 1920 года. К этому времени гражданская война закончилась, белые из монастыря ушли.

Возвратившиеся красные устроили массовое судебное разбирательство в отношении братии, поддерживавшей белых во время их трехмесячного (с ноября 1919 по март 1920 годы) пребывания в монастыре. Из 35 бывших насельников 20 были осуждены на различные сроки лишения свободы, в том числе и иеромонах Платон (Колегов), избранный на должность настоятеля после ареста Амвросия. Восемь осужденных были отправлены в Усть-Сысольскую тюрьму, 14 человек во главе с иеромонахом Платоном - на пять лет в великоустюжский концлагерь.

Репрессиям за поддержку белого движения были подвергнуты и приходские священники. Так, в Яренском уезде в марте 1920 года были арестованы и приговорены к различным срокам работы в трудармии священники о. Петр Антоновский из Жешарта, о. Алексей Козлов, о. Николай Тюрнин из с. Гам, о. Борис Попов из с. Коквицы, о. Павел Богословский из с. Шежам, В.Ржаницын. Арестованы были полковые священники белых о. Борис Едский, о. Александр Шумков (его за годы войны арестовывали неоднократно), В.Попов. Приговоры были сравнительно мягкими, а некоторых и вовсе вскоре отпустили. Новая власть была пока еще снисходительна к “старому миру”, не могла не учитывать симпатии крестьян к церкви. Однако по Конституции РСФСР 1918 года “монахи и духовные служители церквей и религиозных культов” были лишены избирательных прав (ограничение в правах сохранялось до 1936 года).

Первый концентрированный удар по церкви был нанесен в 1922 году. Засуха 1921 года в Поволжье привела к массовому голоду. В общенародную кампанию по спасению голодающих включилась и Православная церковь. Патриарх Тихон 22 августа 1921 года обратился к верующим с воззванием “О помощи голодающим”, в котором характеризовал голод как наказание за грехи и призвал жертвовать в фонд помощи голодающим. В воззвании 19 февраля 1922 года патриарх разрешил жертвовать церковные украшения и предметы, не используемые при богослужении.

Однако правительство не было заинтересовано в добровольной помощи церкви. Вопрос о помощи голодающим был вопросом политическим. Необходимо было найти повод для удара по церкви. И тогда появился провокационный Декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 года “О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих”, предписывающий изымать все находившиеся в распоряжении церкви предметы из драгоценных металлов и украшенных драгоценными камнями. Патриарх Тихон в послании от 28 февраля 1922 года отметил, что церковь и дальше будет помогать голодающим, но пойти на изъятие богослужебных предметов не может, поскольку “с точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства”.

Стихийное сопротивление верующих было поставлено в вину духовенству и использовано как повод для репрессий против церкви и православного духовенства. 19 марта 1922 года, после трагических событий в г. Шуе, где при столкновении верующих с красноармейцами было убито четверо и ранено десять человек, В.И.Ленин направил строго секретное письмо членам Политбюро ЦК РКП(б), в котором с циничной откровенностью сформулировал цели кампании (в нашей печати оно было опубликовано только в 1990 году): “Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем... провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей... Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе* в особенности, совершенно немыслимы. Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий”. И далее дал подробные инструкции по проведению изъятия. В письме и речи нет о помощи голодающим. Кстати, большевистское руководство просчиталось: было собрано всего 21 пуд золота и 23 тысячи пудов серебра - церковь уже была основательно ограблена в 1918 году, а многое “прилипло” к рукам чекистов.

Удар по церкви был нанесен жестокий: погибли во время инцидентов и были расстреляны по приговору судов 2691 священник,1962 монаха, 3447 монахинь и немало мирян. В мае 1922 года был арестован патриарх Тихон, но в июне 1923 года освобожден - советское правительство побоялось расправиться с главой церкви. Патриарх же был вынужден сделать заявление о лояльности к советской власти.

Духовенству Коми АО “повезло”: прихода в крае были бедные, поэтому насильственное изъятие ценностей началось довольно поздно, в мае, когда основная волна репрессий уже прошла. По крайней мере, до арестов и расстрелов дело не дошло. Власти действовали на удивление мягко, в основном уговорами.

Поначалу немало верующих отнеслось к изъятию ценностей неодобрительно. В ряде приходов священники призывали верующих защитить храмы, и проповедь их была небезуспешной. Отказались добровольно выдать ценности верующие Усть-Кулома, Сизябской волости. В Серегове группа верующих пыталась отобрать у членов комиссии реквизированные предметы. “Нежелательными явлениями со стороны попа и лидеров групп верующих” сопровождалось изъятие ценностей в Выльгорте. Но такие случаи были немногочисленными. В отчетах с мест сообщалось, что в основном изъятия ценностей прошли спокойно. В Усть-Сысольске “особого затруднения в работе комиссии не встречалось, массового недовольства со стороны групп верующих не было”, духовенство к изъятию отнеслось спокойно. В Усть-Вымском уезде, по сообщению членов комиссии, “представители верующих, духовенство относятся весьма доброжелательно” к проводимой акции. В пяти общинах разрешили заменить церковную утварь, подлежащую изъятию, собранными верующими монетами и вещами из драгоценных металлов того же веса, в четырех была разрешена частичная замена.

К началу августа 1922 года работа по изъятию церковных ценностей в основном была закончена. В бедных храмах Коми края было собрано всего около четырех фунтов золота и более 34 пудов серебра.
Дальнейшая судьба собранных ценностей неизвестна.

Трудно сказать, почему изъятие ценностей прошло так спокойно и не дало возможности спровоцировать репрессии против духовенства. Возможно, верующие были запуганы “проведенными беседами” или действительно поддались уговорам о “гуманной” сущности декрета. Возможно, местные власти не получили соответствующих указаний из центра и старались проводить акцию достаточно корректно.

Но отголоски репрессий против духовенства дошли и до Коми области. Уже в первые годы советской власти Коми край вновь стал местом политической ссылки, только теперь сюда ссылали противников (или тех, кого считали противниками) большевиков. Среди политических ссыльных немалую долю составляло духовенство. Иные из них попали сюда “напрямую”, будучи осужденными к ссылке, иные - после отбытия срока наказания в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). В 1927 году в Коми АО в ссылке находились 57 священников, в их числе “епископы Платон (Руднев), Пашин, Брянских, Кедров, Дернов, Зернов, Смирнов (попали из Соловков)”.

Как отмечали составители “Обзора религиозных церковных и сектантских группировок области Коми”, “...тогда как ссыльные представители антисоветских политических партий не пользуются доверием и уважением со стороны населения Коми, реакционное духовенство в глазах религиозно настроенных элементов Области окружено ореолом страдальцев за веру и правду”. С 1923 по 1925 годы в с. Визинга отбывал ссылку епископ Дмитровский Серафим (Звездинский). В это же время в Коми крае жили ссыльные митрополит Казанский Кирилл, о. Николай Дулов из Москвы, о. Филарет, о. Иоанн Суравьев, о. Петр Баженов (настоятель собора в Туле), о. Сергий, о. Николай из Сибири. Поток ссыльного православного духовенства не иссякал вплоть до конца З0-х годов.

Наряду с православным духовенством, в Коми край ссылались и представители других конфессий. Например, в 1930 году на учете ОГПУ находилось 211 ссыльных евангелистов, баптистов, трезвенников-чуриковцев.

После учиненного в 1922 году разгрома большевистское государство на время “успокоилось” - до конца 20-х годов массовых репрессий не было. Это не означает, что церковь оставили в покое. Русская Православная церковь испытывала постоянное давление со стороны государства, препятствовавшего ее нормальной деятельности. После смерти в 1925 году Тихона, церковь почти 20 лет оставась без патриарха, поскольку власти не давали возможности провести Поместный собор. Перед смертью патриарх Тихон назначил местоблюстителем патриаршего престола митрополита Казанского Кирилла, но он, как и следующий за ним митрополит Ярославский Агафангел, находился в ссылке (в Коми АО) и не мог приступить к своим обязанностям. Местоблюстителем патриаршего престола стал митрополит Крутицкий Петр, но и он был арестован в декабре 1925 года (в 1937 году - расстрелян). Фактическим главой церкви стал назначенный митрополитом Петром на случай своего ареста заместителем патриаршего местоблюстителя митрополит Нижегородский Сергий, также до этого неоднократно находившийся под арестом.

Лишь в 1927 году, после публикации Декларации митрополита Сергия, в которой он заявил о лояльности церкви к советской власти, была разрешена деятельность временного Синода.

Церковь потрясали внутренние нестроения и расколы. Крупнейший из них “обновленческий” - был спровоцирован властью. Воспользовавшись арестом в мае 1922 года патриарха Тихона и заручившись поддержкой государственных органов, сторонники “обновления” (“Живая церковь”, Союз церковного возрождения”, “Союз общин древнеапостольской церкви”) провели весной 1923 года собор, лишивший Тихона патриаршества. В конце 1923 года большинство обновленческих групп объединились в обновленческую “Русскую православную церковь”, возглавляемую Синодом во главе с митрополитом. По существу был совершен внутрицерковный переворот, проведенный с ведома и при организационной поддержке государственных структур, прежде всего чекистов: советское руководство стремилось использовать обновленчество для развала церкви изнутри. Но твердая позиция патриарха Тихона, поддержанного значительной частью клира и мирян, не позволила уничтожить Русскую Православную церковь - “тихоновскую”, как ее называли в советской печати. И хотя официально обновленческая церковь прекратила свое существование только в 1946 году, уже во второй половине 20-х стало ясно, что она не сможет серьезно противостоять “тихоновцам”.

Обновленческий раскол затронул и приходы Коми края. Поначалу обновленцы, опираясь на поддержку местной власти, даже добились некоторого успеха - скорее всего, из-за слабой информированности местного духовенства о происходящем в центре. В 1927 году даже была организована обновленческая епархия с центром в Усть-Сысольске, существовавшая до начала З0-х годов. Но к этому времени уже было ясно, что обновленцам не удалось одержать верх. К началу 1927 года из учтенных ста общин (явно не всех) обновленческими были только 26. В Ижмо-Печорском и Усть-Куломском уездах не было ни одной такой общины, в Усть-Вымском они составляли всего 27,6%, и только в Усть-Сысольске и Сысольском уезде обновленцы сумели подчинить себе более половины приходов (58,1%). Согласно отчету ОГПУ за 1930 год, из 101 действующей церкви области обновленческими были только 24. В 1932 году доля обновленческих приходов даже несколько возросла - до 38,9%. Но это связано с тем, что в это время уже началось массовое закрытие церквей, и в первую очередь закрывались “тихоновские” приходы (теперь их называли “сергиевскими”).

Местные партийные органы с сожалением отмечали, что “устойчивое положение тихоновцев объясняется наличием большого числа ссыльных духовников - попов и архиереев... Ссыльные более образованны и легко побеждают местных малообразованных обновленцев”. Добавим, что в то время один ссыльный священник приходился на двух местных.

Провал попытки создания “государственной”, “карманной” церкви только стимулировал усиление идеологического и административного давления на Русскую Православную церковь. В 1925 году был организован Союз безбожников (с 1929 года - Союз воинствующих безбожников, СВБ). Эта общественная организация своей основной задачей ставила борьбу с религией. Во главе ее стоял видный большевик Емельян Ярославский. Организация пользовалась безусловной поддержкой государства. Были созданы ячейки СВБ и в Коми АО. Атеистическая пропаганда, отличавшаяся бесцеремонностью, нападками и оскорблением духовенства и прихожан, была “развернута по всему фронту”. Да к тому же деятельность церкви постоянно ограничивалась.

Некоторые священники отваживались вступать в открытую полемику с “коммунистическим воспитанием”, видя в нем яд, разъедающий молодые души. Священник из с. Бакур о. Иоанн Артеев в одной из проповедей назвал коммунистов “язвой в стаде и грабителями”. В проповеди зеленецкого священника о. Иоанна Попова, прочитанной в январе 1924 года, прозвучал призыв бороться с “темными силами”, под которыми имелись в виду работники культуры и комсомольцы, ведущие антирелигиозную работу (разумеется, имелись в виду ненасильственные методы борьбы). Священник был арестован, но, правда, вскоре отпущен. Священник церкви с. Ёртома в 1923 году анафематствовал самодеятельных артистов, поставивших антирелигиозную пьесу. Духовенство возражало против передачи церковных домов под школы, старалось сохранить православное воспитание детей, создавало церковные библиотеки, пытаясь противопоставить их избам-читальням. В с. Деревянск священник просил родителей не отпускать детей в избу-читальню, поскольку там читают только “дьявольские книги”.

Разумеется, все подобные сведения тщательно собирались ОГПУ и передавались в партийные органы. Любое противодействие духовенства только давало лишний повод для обвинения его в “мракобесии”, контрреволюционной пропаганде, использовалось для отстранения священников от служения, закрытия храмов.

В партийных документах того времени не раз подчеркивалась недопустимость борьбы с религией административными методами. В августе 1924 года Президиум ВЦИК даже создал секретариат по делам культов для рассмотрения жалоб по церковным делам. Но это была лишь ширма. Административное давление на церковь в 20-е годы еще не приняло такого размаха, как десятилетие спустя, когда выпускалось не меньше постановлений о “недопустимости оскорбления религиозных чувств верующих”. Тем не менее стремление “подтолкнуть” борьбу с религией довольно часто приводило к нарушению закона, который и без того ограничивал деятельность религиозных обществ.

Бывало, что церковь закрывали под предлогом борьбы с эпидемией, а затем всячески тянули с открытием. Так было в 1925 году в с. Грива. За мизерные нарушения санитарных норм или правил совершения обрядов накладывались большие штрафы. Очень распространены были случаи чиновничьей волокиты с регистрацией православных общин, затяжки с оформлением документов, придирки к ведению отчетности и т.п. В Ильинской Косланской церкви еще в 1920 году нижний этаж власти временно забрали под склад, но решение о его возвращении верующим приняли только через семь лет. Были случаи, когда священников по явно надуманным поводам привлекали к суду якобы за хозяйственные и административные “преступления”. И только вмешательство областных органов приводило к прекращению липовых дел. “Тихое давление” на церковь давало свои плоды. По данным 0ГПУ, в 1930 году не действовало “за неимением попов 11 церквей, в т.ч. 1 обновленческая, 10 сергиевских”. Дело тут не только в арестах священников. Нетерпимая обстановка вокруг церкви, разнузданная атеистическая пропаганда, которая все же добивалась своего,- все это сокращало число прихожан. В некоторых селах священнику приходилось оставлять службу из-за огромных налогов. Содержание храма было целиком возложено на общину, причем эти расходы усугублялись постоянными штрафами. Доходы крестьян от своего хозяйства были невелики, и они часто просто не в состоянии были содержать храм и священника, хотя не отказывались от веры.

Газета “Югыд туй” 14 января 1925 года сообщила, что крестьяне с. Читаево отказались содержать священника. Этот случай преподносился как пример атеизации местного населения. Однако по официальным данным в 1922 году читаевская община состояла из 1589 человек.

Практически не действовала с 1925 года церковь в с. Ужга. В 1927 году ставился вопрос о ее закрытии, поскольку верующие из-за недостатка средств не могли отремонтировать свой храм. Опять же по сообщению газеты “Югыд туй” от 14 февраля 1929 года в с. Грива “по воскресным дням служба уже не ведется, в церкви холодно, крестьяне не подвозят дров, дьяк бросил службу, поп, ссылаясь на малые доходы, тоже собирается уходить”.
И все же в 20-е годы в Коми области было закрыто относительно немного храмов. В отчете ОГПУ за 1930 год значились только 19 храмов, закрытых за “революционный период”. В 1921 году, несмотря на протесты верующих и духовенства, были закрыты бесприходные Всескорбященская тюремная церковь и Стефановский храм подворья Троице-Стефановского монастыря в Усть-Сысольске. В 1923 году закрыты церкви Ульяновского Троице-Стефановского и Кылтовского Крестовоздвиженского монастырей, к тому времени уже ликвидированных. В Ульянове при храмах еще жили шесть монахов, в том числе и выпущенный на свободу в мае 1920 года последний игумен монастыря Амвросий. По настоянию директора размещенного в монастыре совхоза Ф.Бачуринского их просто выселили, чтобы не “оказывали разлагающего влияния на трудовой коллектив”, а храмы закрыли, поскольку не было общин, “желавших взять их на содержание”. Церковную утварь и священнические облачения раздали разным советским организациям. Впоследствии в монастыре были и исправдом, и сельхозтехникум, и психиатрическая лечебница, жили здесь и спецпоселенцы. Монастырь пришел в полное запустение, многие постройки были разрушены, в их числе и Троицкий собор.

Сложнее обстояло дело с храмами Кылтовского монастыря. С 1919 года при нем на законных основаниях обосновалась сельскохозяйственная коммуна из бывших монахинь и послушниц во главе с игуменьей Ермогеной. По существу это был тот же монастырь. Хозяйство процветало. Тем не менее в июле 1923 года общину закрыли. Основная причина откровенно изложена в докладной записке Обоно от 14 января 1924 года в ОИК: “Кылтовская сельскохозяйственная община, организованная на месте бывшего женского монастыря, за время ее существования с 20 июля 1919 года по день ликвидации, в отношении всего уклада жизни, практически оставалась центром религиозной пропаганды не только среди окружающего населения, но и всей Коми области”.

Однако насельницы не желали подчиняться беззаконию и сопротивлялись как могли. Они жаловались на произвол, укрывали от ликвидационной комиссии имущество... Но силы были неравны. Насельниц изгнали, игуменью Ермогену и часть послушниц судили, правда, пока оставили на свободе. Большинство послушниц поселились в соседних селах и сохраняли монастырский образ жизни. Впоследствии почти все они были арестованы. До 1930 года в монастыре разместили детскую колонию. При ней некоторое время работали и 60 бывших насельниц монастыря. Затем он был занят под лагерь для заключенных и спецпоселок (здесь умер заключенный митрополит Одесский и Херсонский Антоний).

Как с досадой отмечали власти, закрытие храмов тормозилось из-за сопротивления местных жителей. В Усть-Выми хотели без всяких оснований “изъять” один из храмов под помещение допризывников. Но, как отмечал один из сотрудников Коми областного отдела ОГПУ, “из-за начавшегося недовольства изъятие церкви приостановлено до осознания верующими необходимости в этом помещении и неимении особой надобности в нем для культа”. Совсем уж неприятная для властей история произошла с закрытием Стефановского собора в Усть-Сысольске. Этот самый большой в Коми крае храм, стоявший в центре города, раздражал руководителей области. Закон допускал в порядке исключения закрытие храмов по инициативе органов власти, “если эти мероприятия отвечают запросу трудящихся масс в форме многочисленных коллективных заявлений, резолюций, постановлений съездов и т.д.”. Вскоре появились заявления от различных городских организаций, школ, гарнизона с требованием о закрытии собора. В июле 1923 года собор был закрыт. Возражения верующих не приняты в расчет. Более того, в мае были арестованы и привлечены к суду за “контрагитацию” 16 членов церковного совета. Суд приговорил пять обвиняемых к различным срокам наказания (двоих условно), а остальных оправдал. Однако верующие и не думали сдаваться. Их жалобы дошли до ВЦИК СССР, который отменил решение о закрытии церкви. В августе 1924-го Стефановский собор был возвращен общине верующих. Еще раньше, в январе, кассационная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР отменила приговор в отношении осужденных членов церковного совета как необоснованный и возвратила дело в суд, а тот в июне 1924 года тихо закрыл его по амнистии.

Однако это была лишь временная уступка властей.

Новая массовая репрессивная кампания против церкви начинается в 1929 году. Для начала репрессий решающее значение имело обращение ЦК ВКП(б) от 24 января 1929 г. “О мерах по усилению антирелигиозной работы”, подписанное Л.М.Кагановичем. В духе теории усиления классовой борьбы по мере успехов строительства социализма, в нем указывалось на возрастающее сопротивление церкви социалистическим преобразованиям, а потому религиозные организации объявлялись единственной легальной контрреволюционной силой, пользующейся влиянием в массах. Особо подчеркивалась допустимость административных мер для пресечения антисоветской деятельности. По существу была открыта дорога для репрессий как против православных общин, так и против духовенства. 8 апреля 1929 года было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР “О религиозных объединениях”, ставящее церковь под еще более жесткий контроль государства, ограничивающее права религиозных обществ.

Заметно усиливается давление на церковь со стороны местных органов власти. То, что в 20-е годы было относительно редким - беспричинные временные закрытия церквей, надуманные штрафы, самовольное повышение налогообложения, запрещение богослужений,- теперь встречалось повсеместно. Например, в 1932 году верующие с. Вотча жаловались во ВЦИК СССР на председателя сельсовета, который запрещал проводить крестные ходы. А по упомянутому выше постановлению “О религиозных объединениях”, без разрешения местной власти “религиозные шествия, совершение религиозных обрядов и церемоний под открытым небом, равно как общие собрания религиозных обществ и групп (кроме молитвенных)” были незаконными. Разумеется, жалоба не подействовала. Вотченский председатель несколько раз закрывал храм, забирал церковные деньги, дал указание разломать церковную ограду.

С 1935 по 1937 годы регулярно закрывал церковь Семуковский сельсовет. В с. Позтыкерос в течение двух лет церковь была изъята из пользования общины, а зимой 1931-1932 года в ней был устроен пересыльный пункт для заключенных. Однако сельсовет постановил обязать общину уплатить за эти годы все налоги на сумму более 5 тысяч рублей. В с. Межог в 1932 году сельсовет самовольно закрыл церковь, а в здании организовал столовую, и только в 1933-м комиссия по вопросам культов при ОИК Коми АО отменила это самовольство.

Это всего лишь несколько примеров, имеющих документальное подтверждение.

Творя административный беспредел, власти были совершенно спокойны они отлично знали, что подобная самодеятельность поощряется “сверху”. Всего лишь маскировкой беззакония были документы, подобные разосланному в июле 1929 года за подписью В.Молотова письму ЦК ВКП(б), отмечавшему многочисленные случаи незаконного закрытия церквей и указывавшему на необходимость строгого соблюдения законности, или постановлению ЦК ВКП(б) 1930 г. “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”, обязывавшему партийные органы “решительно прекратить практику закрытия церквей в административном порядке, фиктивно прикрываемую общественно-добровольным желанием населения”. Все, что требовалось от местных органов власти, это грамотно оформить документы, чтобы соблюсти видимость “законного” закрытия храма.

В 1926 году, по данным газеты “Югыд туй” (1 августа 1926 г.), в Коми области было 104 православных общества с 34514 членами, на приходах служили 108 священников, 11 диаконов и 91 псаломщик. Число православных обществ примерно соответствовало числу православных приходов в 1916 году - тогда их было 112. К началу 1930 года из 131 храма в области действовали 101, в том числе 14 приписных. На приходах служило 90 священников, еще 19 были за штатом.

И храмы, и духовенство ожидала страшная судьба.

Одним из первых был вновь закрыт Стефановский собор в Усть-Сысольске - власти взяли реванш за поражение в 1923 году. Это пример того, как произвол власть предержащих облекался в законную форму. В августе 1929-го Усть-Сысольский райком ВКП(б) разослал обращение: “Всем ячейкам ВКП(б) и ВЛКСМ г. Усть-Сысольска. Усть-Сысольский райком ВКП(б) при сем препровождает тезисы по проведению собрания по изъятию Стефановского собора... При проведении необходимо обратить особое внимание на поставленные задачи и решительного проведения в жизнь. Собрания провести в месткомах, учреждениях, предприятиях, колхозах и земельных десятах”.

Райком открыто рекомендовал фальсифицировать результаты - на собраниях провести постановление, чтобы явочный лист зачесть за подписи. Известно, что при подобной системе голосования голоса несогласного меньшинства все равно входят в число проголосовавших “за”. Всю работу предписывалось закончить 5-6 сентября. Кампания шла вяло, и райком ВКП(б) торопил общественность: “Перед каждым партийцем, колхозником, комсомольцем, профсоюзником, бедняком, делегаткой поставить решительно вопрос и добиться во что бы то ни стало - изъять... до 12 сентября должны быть проведены собрания коллективов, профсоюзов, колхозников, делегаток (по линии профсоюза указания даны). На этих собраниях необходимо сделать доклад об изъятии и взять подписи. В порядке прений необходимо вменить в обязанность присутствующих собрать подписи у своих членов семьи неслужащих... совершеннолетних, нянь, прислуг и у хозяев дома. Пусть будет множество списков, но проделать нужно обязательно...”

15 октября 1929 года, “идя навстречу пожеланиям трудящихся”, ОИК Коми области удовлетворил ходатайство президиума горсовета о закрытии собора. Председатель облисполкома И.Коюшев в ответ на жалобу верующих во ВЦИК СССР сообщил: “Трудящиеся города подняли перед городским Советом вопрос об изъятии Стефановской церкви. Еще во время перевыборной кампании, проводившейся в связи с районированием в июле месяце с. г., избиратели давали составу горсовета наказ изъять из ведения верующих Стефановскую церковь под культурно-просветительное учреждение. После выборов этот вопрос неоднократно поднимался в печати, по инициативе избирателей обсуждался на общих собраниях рабочих, служащих и крестьян. Всего в горсовет поступило 44 ходатайства от собраний избирателей с количеством подписей за изъятие Стефановской церкви 2370”.

О том, как собирались эти подписи, разумеется, умалчивалось, равно как и о том, что среди них было около 500 подписей школьников, которые избирателями не являлись и не могли учитываться. Можно лишь догадываться, как в школе II ступени было обеспечено столь удивительное единодушие. Сегодня уже не определить, сколько подписей было сфальсифицировано, но то, что подлоги были, несомненно. Приведем один лишь эпизод. 20 сентября 1929 года газета “Югыд туй” напечатала заметку Виктора Савина о собрании 2-й десяты: “...Никто не сказал: вот, дескать, надо думать о будущем, о детях, о культуре. Все только орут: “не дадим”, “когда Дьяконова (член комиссии по проведению кампании - авт.) стала голосовать, большинство народа вышло из школы, громко переговариваясь”. Впрочем, отмечает Виктор Савин, “народу вообще-то и не было”, была сотня пожилых женщин - “слепые оводы”, как он их назвал. А вот сохранившийся протокол того собрания говорит о другом: из 100 присутствующих 64 проголосовали за изъятие, остальные воздержались. Стало быть, возражающих не было.

Протесты верующих ни к чему не привели, на них никто не обращал внимания. Дальнейшая судьба самой большой городской церкви печальна: горсовет так и не смог переделать ее под клуб, и в 1932 году она была уничтожена.

В Национальном архиве РК сохранилось 112 дел о закрытии церквей в 1930-1941 годах. За четыре года, до 1934-го, было закрыто сравнительно немного церквей - 23. “Пик” приходится на 1935-1938 годы - 72 церкви. Последние 17 храмов прекратили свое существование в 1939-1941 годах. Перед войной в Коми АССР не осталось ни одного действующего храма.

Обычный путь закрытия церквей - “по требованию трудящихся”. Как уже упоминалось, закон такую причину допускал. Организаторы же кампаний за закрытие церквей часто действовали незаконными способам. В Сыктывкаре, в местечке Кируль, подписи собирали по домам, причем, расписываться заставляли и несовершеннолетних. В с. Ыб подписи вообще собирали в магазине, к тому же покупателям не объясняли, за что они подписываются. Причиной закрытия ряда церквей было их аварийное состояние, невыполнение требований произвести ремонт, невыплата страховых платежей. При этом совершенно не учитывалось, что сельские общины не в состоянии вынести непомерные расходы на содержание храма. Ведь колхозники почти ничего не зарабатывали. Некоторые общины просто вынудили отказаться от содержания церкви и согласиться с ее закрытием, например, в селах Савинобор, Большое Галово, Синдор, Кельчиюр, Поромес. Закрытие храмов сопровождалось надругательством над ними: ломали купола, сбрасывали кресты, жгли иконы. В огне погибли ценнейшие церковные архивы. Судьба большинства храмов печальна - более половины из них полностью разрушены, большинство оставшихся переделаны, иногда до неузнаваемости. Церковные здания превращали в склады, клубы.

Документы о закрытии храмов хранят следы трагедии духовенства. Власти отмечали, что ко времени закрытия церквей многие из них уже не действовали, при них не было церковных советов, не проводились службы - не было священников. В конце 1937 года, например, бездействовали, но не были закрыты 13 церквей в Усть-Вымском, 6 - в Ижемском, 4 - в Сыктывдинском районах. Настоятели этих храмов были арестованы, а найти замену репрессированным священникам невозможно - их ожидал скорбный путь предшественников.

Репрессии против православного духовенства прошли двумя волнами - в 1930-1934 и 1936-1938 годах. Первая, связанная с коллективизацией, в основном ударила по сельским священникам. Вторая, самая страшная, захлестнула практически все оставшееся на свободе духовенство. Вместе со священно и церковнослужителями за веру пострадало и немало мирян, так называемый “церковный актив”. В эти же годы был нанесен удар и по старообрядцам, и по немногочисленным представителям других вероисповеданий.

В связи с расширением политических репрессий против церкви, к началу 30-х годов в Коми АО значительно возросло число ссыльных священников. В 1930 году на учете в ОГПУ стояли 272 ссыльных православных священника, т.е. втрое больше, чем служило на приходах области. Среди ссыльных были и католические, и лютеранские священники, и более 200 представителей христианских сект.

Скорее всего ссыльные православные священники были составной частью огромной волны “кулацкой ссылки”, докатившейся до Коми области летом 1930 года - к началу 1931 года в Коми области было 39 тысяч высланных раскулаченных. Их привозили на баржах по Вычегде и расселяли в южных и центральных районах Коми. По воспоминаниям старожилов Сыктывкара, в начале 30-х в город привезли целую баржу “людей в черной одежде”. Несколько дней они жили на лугу за рекой (“с городского берега весь луг казался черным”). Горожане тайком носили им еду. Затем высланных погнали дальше, и больше их никто не видел.

Следы этого этапа, возможно, обнаруживаются на верхней Вычегде. В записях о смерти по Керчемскому сельсовету за 1933 год - 18 фамилий “служителей культа”-ссыльных: Покровский Аркадий Семенович, Терновский Александр Федорович, Гучев Митрофан Яковлевич, Никольский Петр Антонович, Ильинский Николай Павлович, Гавриловский Александр Владимирович, Лавдовский Петр Алексеевич, Соколов Павел Николаевич, Лосев Яков Никитович, Чудский Александр Павлович, Державин Александр Иванович, Камышинский Василий Михайлович, Чернышев Александр Александрович, Озерский Василий Петрович, Лапин Михаил Дмитриевич, Кассенко Марк Андреевич, Ковтун Михаил Федорович, Орлов-Громогласов Сильвестр Иванович. Это жертвы голода 1932-1933 годов, унесшего жизни более 10 тысяч ссыльных и спецпоселенцев.

Оставшееся в живых ссыльное духовенство, как “старое”, высланное еще до коллективизации, так и “новое”, в 1936-1938 годах разделило судьбу местных священноцерковнослужителей.

С 1929 года по земле Коми края стала расползаться опухоль ГУЛАГа. Среди заключенных немало было и представителей духовенства различных вероисповеданий. В 1937-1938 годах, когда по лагерям прокатилась волна массовых расстрелов, многие из них были вновь осуждены и расстреляны. Это третья группа репрессированного духовенства.

К сожалению, и сегодня непросто восстановить во всех подробностях и полноте картину репрессий против духовенства, монашествующих и мирян. Особенно неполны сведения о священниках, погибших в лагерях. Но и имеющиеся документы позволяют представить, какой страшный удар был нанесен по духовенству в 30-е годы.

Удар по духовенству в период коллективизации был неизбежным, несмотря на то, что организованного противостояния со стороны церкви не случалось. Руководство Русской Православной церкви никаких решений по этому поводу не принимало и никаких акций не проводило. Сопротивление духовенства было стихийным и в основном выражалось в агитации против вступления в колхозы. И хотя в той агитации в основном использовалась религиозная аргументация (“колхоз - изобретение дьявола, наказание за грехи, вступающие в колхоз продают душу дьяволу”, и т.п.), причины сопротивления были скорее социально-экономическими. Духовенство ориентировалось на середняцкие и зажиточные слои деревни, которые были близки ему по материальному положению, от которых во многом зависело его благосостояние. А именно эти слои, и вместе с ними духовенство, коллективизацию не приняли. И не могли принять, поскольку коллективизация была направлена прежде всего против этих людей, составлявших основу крестьянства. Их хозяйства разорялись, семьи выгоняли из домов (из Коми области раскулаченных не высылали). Священники, по существу, были приравнены к кулакам. В колхозы их, разумеется, не принимали, как единоличников, обкладывали непосильными налогами. Редкий случай: по воспоминаниям дочери усть-вымского священника о. Николая Кириллова, отец хотел вступить в колхоз, предлагал вырастить в селе сад. Не приняли, а семью обложили таким налогом, который она была не в состоянии выплатить. Налог все же почти уплатили, осталось всего 40 рублей. Но в отсутствие главы семьи все имущество реквизировали и продали. Когда о. Николай вернулся со справкой об освобождении от уплаты задолженности, было поздно - в доме ничего не осталось. Разумеется, имущество не вернули.

Антиколхозные настроения были использованы советским руководством. Коллективизация шла трудно, а успехи колхозного строительства отнюдь не впечатляли. Основную причину неудач без труда нашли в “происках врагов”. И уж тут никак нельзя было пройти мимо духовенства и церковного актива. Духовенству приписывалась не только антиколхозная агитация, но и создание организованной оппозиции, занимавшейся убийствами, уничтожением скота, поджогами, и т.д. Священников обвиняли в антисоветской агитации, призывах к свержению советской власти.

В 1934 году органы ГПУ сообщили о разоблачении в Пожегодском сельсовете “контрреволюционной группировки” во главе со священником Покровским, пользующимся “громадным авторитетом среди местного кулачества и классово-чуждых элементов, пробравшихся в колхозы”. Чего им только не приписывалось! И срыв весенне-посевной кампании, и хищническое уничтожение скота, и расхищение социалистической собственности, и саботаж лесозаготовок!

В 1933 году в Сысольском районе трудами ОГПУ была “раскрыта” антисоветская организация “Союз возрождения крестьян”, состоящая из “эсеровсконароднической интеллигенции, духовенства, реакционного элемента и спецпереселенцев, ставивших своей целью путем вооруженного восстания свержение советской власти и установление буржуазно-демократического строя”. Чтобы сочинить такое “красивое” дело, местные чекисты пошли на провокацию, не говоря уж о фальсификации следственных документов и “выбивании” из арестованных нужных показаний. По делу были арестованы 119 человек, из них 100 привлечены к суду. Среди осужденных - ссыльные “служители культа” Сергей Васильевич Никифоровский, Никита (Никон) Леонтьевич Белокобыльский, Василий Федорович Лапенко, Михаил Иванович Захаров, Николай Васильевич Попов, Григорий Иванович Мустюлев, “бывший монах” Тихон Никитич Русаков, сын священника Павел Вавильевич Флоренский из с. Грива (учился в Вологодской духовной семинарии, работал учителем). В начале З0-х годов* расстрельные приговоры еще редки. Но уже звучат залпы. Расстреляны священники о. Николай Распутин из с. Бакур (приговор вынесен 1 июля 1930 года), о. Василий Вавилов из с. Пезмог (приговор вынесен 17 апреля 1931 года), о. Прокопий Шаламов из с. Вотча, бывший монах Новоспасского монастыря Чердынского уезда Пермской губернии псаломщик Глотовской церкви Михаил Яковлевич Коновалов (приговор вынесен 17 мая 1931 года).

Иерею Прокопию Николаевичу Шаламову, дяде известного писателя, узника сталинских лагерей Варлама Шаламова, было уже 55 лет. Более 30 лет он был священником Богородице-Рождественского прихода в с. Вотча - в 1899 году он сменил своего отца о. Николая Шаламова, служившего на этом приходе с 1867 года. О. Прокопий Шаламов в 1911 году издал “Церковно-историческое описание Вотчинского прихода”,- книгу уникальную, единственное столь подробное историческое исследование по одному из приходов Коми края. Арестовали его 25 января 1931 года. Свою вину он отрицал: “ Признаю, что члены церковного совета приходили ко мне и другие лица, из перечисленных по допросу, у меня бывают, но никаких бесед антисоветского характера с ними не вел. Разъяснял иногда им по вопросам политики и мероприятий только непонятные слова. Против коллективизации также не выступил нигде, так как мои интересы с интересами общественными не сходятся и я в стороне от общественной жизни”.

В то время и за более серьезные, с точки зрения власти, преступления, чем “антисоветские разговоры”, обычно давали до пяти лет заключения или ссылки. Но с о. Прокопием обошлись необычайно жестоко - наверное, боялись его авторитета у сельчан. Решением тройки при ПП ОГПУ Севкрая от 13 мая 1931 года он был приговорен к расстрелу. О. Прокопий Шаламов был расстрелян вместе с другими девятью приговоренными 28 мая 1931 года в местечке Дырнос около Сыктывкара.

Среди арестованных и осужденных по приговорам тройки при ПП ОГПУ Севкрая или ОСО при коллегии ОГПУ - местные священники о. Вячеслав Анатольевич Дьяков из с. Шежам (осужден 21.05.1933 к трем годам ссылки), о. Афанасий Васильевич Ермолин из с. Мыелдино (осужден 6.10.1931 к восьми годам лишения свободы), о. Алексей Григорьевич Мысов из с. Большелуг (осужден 05.09.1932 к трем годам лагерей), о. Феодосий Григорьевич Мысов из с. Грива (осужден 29.04.1930 на пять лет лагерей), о. Иоанн Александрович Никольский из с. Усть-Цильма (осужден 27.04.1933 к трем годам ссылки), о. Николай Евгеньевич Перебатинский из с. Деревянск (осужден 05.12.1932 на пять лет ссылки), о. Николай Николаевич Соколов из с. Озел (осужден 18.01.1930 на три года концлагеря), о. Евгений Алексеевич Тюрнин из с. Богородск (осужден 05.09.1932 на пять лет лагерей), о. Алексей Алексеевич Тюрнин из с. Помоздино (осужден 06.10.1931 на 5 лет лагерей). Ряд осужденных обозначены как “служители культа”: Тимофей Иванович Королев, Александр Дмитриевич Нечаев, Александр Семенович Полев, Иван Григорьевич Сидоров, Степан Афанасьевич Сизев, Александр Афанасьевич Ципович (ссыльный).

Власти вновь вспомнили о бывших монахах Ульяновского монастыря, служивших на приходах в священническом сане: осуждены игумен Амвросий (Афанасий Фадеевич Морозов), священник Вознесенской Кирульской церкви в Сыктывкаре (осужден 27.12.1930 на три года ссылки), иеродиакон Павел (Стефан Павлович Козлов), служивший при Никольской Кожмудорской церкви (осужден 25.01.1934 на пять лет концлагеря), иеромонах Власий (Василий Никитич Артеев), священник Святоказанской Кочпонской церкви (осужден 30.04.1930 на три года ссылки), иеромонах Тихон (Михаил Ерофеевич Лапшин), служил при Иоанно-Предтеченском храме в д. Кошки (осужден 27.04.1933 на пять лет ссылки).

Вместе с иеромонахом Тихоном 22 ноября 1932 года были арестованы еще 24 жителя окрестных деревень, в основном бывшие монахини Кылтовского Крестовоздвиженского монастыря, поселившиеся небольшими общинами в деревнях Половники и Кошки (в ходе следствия шесть монахинь были освобождены). Взятым под стражу монахиням приписали, ни больше ни меньше, как создание “контрреволюционной террористической группировки”, занимавшейся созданием подпольного женского монастыря, организацией подпольных собраний, на которых обсуждались методы борьбы с советской властью, антисоветской агитацией и пропагандой монархического строя, срывом сельскохозяйственных кампаний. Пытаясь спасти остальных, о. Тихон “признал”, что был руководителем “группировки”. Но это не помогло.

Особое совещание при коллегии ОГПУ 27.04.1933 осудило игуменью Ермогену (Дьячкову), бывших монахинь Анну Васильевну Байбородину, Анну Евграфовну Дьячкову, Марию Дмитриевну Кислякову, Екатерину Аристарховну Кобелеву, Евфалию Федоровну Куракину, Анну Алексеевну Лобанцеву, Татьяну Александровну Мальцеву, бывшую трудницу (чернорабочую) Матрену Семеновну Лодыгину - 10.05.1933 - по ст. 58-10,11 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) на три года высылки, а бывшую монахиню Марфу Андреевну Силину и “переписчицу” монастыря Анну (Александру) Николаевну Шергину - права проживать в 12 населенных пунктах Уральской области на три года.

ОГПУ особенно не мудрствовало, и остальным предъявляло обвинение по тем же статьям, разве что не приписывало организацию “контрреволюционных группировок”. В основном их обвиняли в осуждении колхозов и в разговорах о необходимости бороться за сохранение храмов. Иеромонах Власий (Артеев), например, обвинялся в том, что “вечерами в его доме собиралась группа людей (кулаков), с которыми он говорил о необходимости проведения совместных дружных действий в защиту церкви, которую решено было закрыть. Говорил о том, что если не закроется церковь, то и колхозы организовать не смогут, что колхозы должны появиться перед нашествием антихриста. Говорил о необходимости и других удерживать от вступления в колхозы, за что будет людям прощение грехов. Все вместе они решили ходить по домам и убеждать своих соседей не вступать в колхозы”.

А иеродиакон Павел (Козлов), оказывается, сколотил группу “антисоветски настроенных”, которая “вела работу среди населения по срыву сельхозкампании, в результате чего деревни Сюлатуй и Кожмудор являются самыми отсталыми в районе. У Козлова часто устраивались под видом церковных антисоветские собрания. Козлов говорил, что вот, мол, добились советской власти и говорим, что будем хорошо жить, а на самом деле стали от голода умирать, последний кусок отбирают, да и сельхозналог неверно берут”. В этот список - более 40 имен - не вошли священники, которых судили не по политическим обвинениям, а таких тоже было немало. Священников, как единоличников, обкладывали индивидуальным налогообложением и арестовывали, если они не могли уплатить налоги. Упомянутому выше о. Николаю Кириллову “повезло” - его просто ограбили. А, например, о. Николай Шумков в 1929 году был осужден на четыре месяца заключения за неуплату гос. сборов. В 1931 году его опять арестовали за “неуплату мясопродуктов” (правда, отпустили). Известно немало случаев, когда крестьян записывали в кулаки со всеми вытекающими отсюда последствиями только за то, что они “входили в церковный актив”.

Вскоре священники стали возвращаться - сроки у них были небольшими. Кто из ссылки, кто со строительства Беломоро-Балтийского канала. Но передышка была недолгой. Да и можно ли назвать 1935-1936 годы передышкой? Аресты продолжались, хотя и не такие массовые. В 1935 году, например, арестован о. Павел Катаев, бывший послушник Ульяновского монастыря, служивший в с. Деревянск. 8 февраля следующего года его осудили на десять лет лагерей. Вместе с ним осуждена ссыльная монахиня астраханского Иоанно-Предтеченского монастыря Анастасия (Мария Вацлавовна Жугаевич), жившая в с. Керчемья.

А духовенство ожидало новое испытание. Наступал 1937 год. Роковым для духовенства Коми АССР стал период с августа по сентябрь 1937-го. Скорее всего, акция по уничтожению оставшегося к этому времени на свободе местного духовенства была спланирована заранее. Иначе как объяснить такую “плотность” приговоров: 8 августа осужден о. Иоанн Сивков (с. Лозым), 11 августа - о. Константин Головков (д. Арабач), 13 августа о. Иоанн Лыюров (с. Выльгорт), о. Александр Тюрнин (с. Палевицы), иеромонах Платон (Петр Тихонович Колегов, с. Часово), 19 августа - последний игумен Ульяновского монастыря Амвросий (Афанасий Фадеевич Морозов), о. Николай Шумков (с. Ыб), 23 августа - о. Федор Веселков (с. Кочпон), о. Николай Доброумов (с. Дон), о. Николай Малиновский (с. Летка), о. Павел Малиновский (с. Усть-Вымь), о. Иоанн Мысов (с. Черныш), о. Иоанн Немчинов (д. Кошки), о. Федор Орнатский (с. Ношуль), 28 августа - о. Михаил Ерогодский (с. Важгорт), 29 августа - о. Стефан Куратов (с. Визинга), о. Григорий Бронников (с. Селиб), о. Илия Попов (с. Турья), о. Александр Сахаров (Сыктывкар), 10 сентября - о. Николай Кириллов (с. Усть-Вымь), о. Никандр Порфирьев (с. Ласта), 13 сентября - о. Фаддей Смирнов (с. Додзь), о. Стефан Ермолин (Сыктывкар), 16 сентября - о. Иоанн Павловский (с. Большое Галово), о. Александр Попов (Сыктывкар), о. Всеволод Потемницкий (с. Семуково), 21 сентября - о. Иоанн Захаров (м. Кируль, Сыктывкар), о. Иоанн Попов (с. Керчемья), о. Палладий Попов (с. Гам Ижемского р-на), о. Николай Селиванов (с. Усть-Нем), о. Геннадий Попов (с. Вотча), бывшие насельники Ульяновского монастыря иеромонах Мелетий (Михаил Михайлович Федюнев), монах Виталий (Туркин из с. Кужба), монахиня Евдокия Сорвачева (с. Тентюково, Сыктывкар), 29 сентября - о. Петр Никольский (с. Сизябск), о. Александр Соколов (с. Межадор), 7 октября - бывшие насельники Ульяновского монастыря Иллиодор (Надуткин) и Иоаникий (Латкин). Все они были осуждены тройкой при УНКВД Коми АССР (в редких случаях - тройкой при УНКВД Архангельской области, в одном случае - Верховным судом Коми АССР) по стандартному обвинению в антисоветской агитации (ст.58 п.10, 11 УК РСФСР). Из 38 человек 30 были расстреляны, 8 приговорены к десятилетнему заключению.

В это же время арестовывали и ссыльное духовенство. Самым известным было дело “Священной дружины”. 24 февраля 1937 года в с. Кочпон и Сыктывкаре были арестованы 12 человек: епископ Вязниковский Герман (Николай Степанович Ряшенцев), епископ Арзамасский Серапион (Серафим Макарович Шевалеевский), монахи Иоанн (Александр Васильевич Смурыгин), Михаил Николаевич Любимов, Иоаникий (Лука Дмитриевич Тарара), ссыльные миряне Рафаил Николаевич Амосов, Александр Игнатьевич Трофимов, Александра Федоровна Штоквич, Анна Ивановна Варун-Секрет, сыктывкарский священник о. Степан (Ермолин, уже упоминался выше), вдова расстрелянного в 1931 году о. Прокопия Шаламова Мария Александрована Шаламова, местный житель Павел Николаевич Елькин. 4 марта по этому же делу был арестован ссыльный иеромонах Мартемьян Сергеевич Васильев-Жуков. Некоторые из арестованных были едва знакомы друг с другом, а другие частые посетители епископа Германа из числа ссыльных монахов в число арестованных по этому делу не попали. Их обвиняли в “устройстве нелегальных контрреволюционных сборищ, систематической контрреволюционной агитации среди населения, агитации в пользу врагов народа троцкистов, составлении и распространении среди участников группы и населения города контрреволюционных документов, оказании систематической помощи участникам группы и адм. высланному и заключенному духовенству” и т.п. На самом-то деле “контрреволюционные сборища” были обычными собраниями по праздничным дням ссыльного духовенства в доме епископа Германа. Он был душой местной общины ссыльных священников и монахов, организовал хор при Святоказанском Кочпонском храме и был в нем регентом. Приходили к епископу и местные священники, и ссыльные миряне кто за благословением, кто за советом, за помощью.

Что было правдой, так это организация помощи ссыльным и заключенным священникам. И здесь нельзя не упомянуть о подвижничестве Марии Александровны Шаламовой. После смерти мужа она переехала в Сыктывкар и посвятила себя делу помощи ссыльным священникам: из своих скудных средств посылала им деньги, ездила по деревням, собирала для них теплые вещи, отправляла посылки в лагеря. В 1935 году Мария Александровна обратилась с прошением к епископу Великоустюжскому Питириму за благословением на принятие ею монашеского пострига. Епископ Герман отговаривал ее, но все же уступил настойчивым просьбам и дал рекомендацию. Но епископ Питирим, как и его преемник архиепископ Николай, отказали, считая, что принятие монашества неизбежно приведет к аресту. Письмо епископа Николая епископу Герману было конфисковано при аресте последнего. В нем говорилось, что, вступая в “священную дружину” (имеется в виду сообщество монашествующих), М.А.Шаламова рискует навлечь беду и на себя, и на ссыльное духовенство. Отсюда и появилось название организации: “Священная дружина”. Сначала же в чекистских документах ничего подобного не было.

В деле сохранилось провидческое письмо о. Дмитрия (Федорова), одного из тех, кому помогала Мария Александровна Шаламова: “...О. Прокопий взошел на свою Голгофу, уподобляясь Господу Христу. С ним вместе были и Вы... неужели непонятно, что незримо ставит за руку Вас тут Свят. Стефан. Теперь вся Родина наша едва ли не сплошная Голгофа, а У(сть)-С(ысольск) в особенности Голгофа... и Вы стояли сначала при кресте мужа на Вашей семейной Голгофе, а ныне находитесь на Голгофе более обширной: видите страдающее священство, монашество; стойте на Голгофе, не рвитесь с нее, тут хорошо”.

Обвинительное заключение было утверждено 3 июля, но еще более двух месяцев обреченные ждали суда. 13 сентября 1937 года тройкой при УНКВД Коми АССР все тринадцать обвиняемых были приговорены к расстрелу. Их расстреляли 15 сентября.

Последним в скорбном списке стоит арест в Сыктывкаре 14 июня 1938 года епископа Вологодского Стефана (Николай Иванович Знамеровский), архимандрита Филарета (Игнатий Васильевич Игнашкин), архимандрита Феогена (Василий Львович Козырев), о. Иоанна (Беляева), о. Василия (Самсонов) и мирянина Михаила Осиповича Шиманца - все ссыльные. Их обвиняли в “организации контрреволюционных сборищ” и, между прочим, в связи со “Священной дружиной” (владыка Стефан и владыка Герман были, естественно, знакомы). Судили их только 9 марта 1939 года. Верховный суд Коми АССР приговорил обвиняемых к различным срокам лишения свободы (“пик” расстрельных приговоров уже прошел).

Владыка Стефан три года провел в В.-Човской колонии НКВД Коми АССР. 14 июня 1941 года он был выпущен, но уже 15 августа вновь арестован. Теперь ему вменялось в вину, будто в колонии он “организовывал и проводил контрреволюционную агитацию и религиозную пропаганду совместно с заключенными Потаповой П.А., Ермолиной Д.П., Паршуковой К.П., направлял на поражение существующего строя СССР и восстановление капиталистического строя и религии”. На самом деле владыка выполнял в колонии свой пастырский долг - молился, исполнял требы. Арестованные вместе с ним коми крестьянки помогали и поддерживали владыку. Но этого было вполне достаточно для обвинения: 17 ноября 1941 года Верховный суд Коми АССР приговорил их к расстрелу. Расстреляли владыку Стефана и трех коми крестьянок только 18 марта 1942 года.

В 1937-1938 годах в Коми АССР по политическим обвинениям было осуждено более 1200 человек, включая и повторно осужденных в лагерях. Духовенство составляет среди них малую часть - нам известно всего лишь около 50 имен. Это явно неполный список. К сожалению, не установлены судьбы ссыльного духовенства, за небольшим исключением.

После 1938 года аресты местного духовенства неизвестны. Самому молодому из арестованных в 1937-м было 38 лет, большинство же - старше 50. Можно предположить, что в 1937 году было уничтожено все известное НКВД духовенство Коми АССР.

В 40-50-е годы были вновь открыты три православных храма (был еще один - молитвенный дом в Ухте, но его в начале 60-х закрыли). Возвращались из лагерей немногие оставшиеся в живых священники. Таких массовых репрессий, как в З0-е годы, больше не было. Но Советское государство по-прежнему ограничивало деятельность церкви.

Отношения между государством и церковью были нормализованы только в конце 80-х годов.

В апреле 1925 г. скончался Святейший Патриарх Тихон. Митрополит Петр (Полянский, 1862-1937) приступил к исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя . В своем управлении Русской Церковью митрополит Петр шел по пути Патриарха Тихона - это был путь твердого стояния за православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу, что вызывало крайнее недовольство гонителей Церкви. 9 ноября 1925 г. митрополит Петр был арестован, для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. Петр остался верен делу сохранения церковного единства. Ни продление срока ссылки, ни переводы в отдаленные от центра места (Тобольск, Пермь, Заполярье, Екатеринбург), ни ужесточение условий заключения не могли сломить воли митрополита. 10 октября 1937 г. священномученик Петр был расстрелян и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа. Многие из архиереев были высланы из епархиальных городов или сосланы в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию. Но главным местом заключения архиереев, священников и мирян в 20-е годы был Соловецкий лагерь особого назначения, прообраз лагерей 30-50-х годов. После ареста митрополита Петра в 1925 г. к исполнению обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя приступил митрополит Сергий (Страгородский) . После долгих колебаний, шантажируемый угрозой ареста всей православной иерархии, он избрал путь сотрудничества с властями , согласившись выполнить их основные требования, и прежде всего допустить вмешательство советского государственного аппарата во внутреннюю жизнь Церкви в обмен на «легализацию» Патриархии. 29 июля 1927 г. вышло «Послание пастырям и пастве », подписанное митрополитом Сергием (Страгородским). В литературе оно получило название «Декларации 1927 года». В «Декларации» речь шла о лояльности РПЦ к Советской власти, которая понималась митрополитом Сергием как законопослушность, уклонение от сообщества с врагами Советской власти и от агитации против нее. В «Декларации», в частности, говорилось: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи…» Некоторых православных расценили эти слова как свидетельство перехода с позиции аполитичности на позицию внутренней духовной солидарности с властью. Едва ли не первыми откликнулись на «Декларацию» митрополита Сергия заключенные в Соловецком концлагере епископы. Они писали : «...мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категоричной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства». В отличии от митрополита Сергия соловецкие епископы требовали от правительства полного невмешательства во внутреннюю жизнь Церкви. «Декларация 1927 г.» не внесла умиротворения в Русскую Церковь. Митрополит Сергий при всей своей дальновидности и осмотрительности ошибся в расчетах на то, что его уступки позволят свернуть репрессии священнослужителей. Однако, учитывая, что в 30-е гг. встал вопрос уже не о подчинении, а о полном уничтожении православия в стране, компромиссная позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, позволившая хотя бы частично сохранить Церковь, представляется во многом оправданной. Но для значительной части духовенства и мирян она оказалась неприемлемой ни при каких обстоятельствах.С рубежа 1928-1929 гг. произошло существенное изменение политики в отношении религиозных организаций, началась полоса крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК ВКП(б) во главе с И.В. Сталиным на свертывание НЭПа, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений. В период ликвидации нэпманов и кулачества власти обрушились и на Церковь, усматривая в ней инструмент эксплуататорских классов. Церковь в это время оставалась единственным дореволюционным чужеродным институтом, чудом уцелевшим в структуре молодой страны Советов. Авторитарное государство требовало от своих граждан не только поклонения, но и полной отдачи всех своих сил, как физических, так и духовных. Поскольку Христос призывает Своих последователей идти за Ним, отдавая Ему сердце, то на Русскую Церковь большевики смотрели как на нежелательного конкурента.Началось массовое закрытие церквей. Закрытые храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а монастыри - под тюрьмы и колонии. Многие храмы разрушались. В Москве в 1929 г. уничтожили часовню Иверской иконы Божией Матери, в 1931 г. взорвали Храм Христа Спасителя. В начале 1930 г. был принят план «безбожной пятилетки». Комиссия по вопросам культов при ВЦИК максимально упростила процедуру закрытия храмов. В 1933 г. был запрещен колокольный звон во многих населенных пунктах, началась кампания по переплавке колоколов с действующих церквей. В конце 1935 г. с новой силой возобновились аресты епископата. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже и террористической деятельности. Начало массовым репрессиям было положено приказом наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г., в котором говорилось о том, что нужно «раз и навсегда покончить с подрывной работой банды антисоветских элементов», которыми называли церковников. «Наиболее враждебные подлежали аресту и, по рассмотрении их дел, - расстрелу; менее активные подлежали аресту. К 1938 г. церковная организация оказалась в основном разгромлена.