Маршал еременко. Категоричный военный дневник маршала еременко Еременко вячеслав генерал семейное положение

В ночь на 16 октября 1941 года Сталин выехал на ближнюю дачу, с началом войны он жил здесь постоянно. Освещая дорогу затемнёнными фарами, кортеж вырулил из Кремля, свернул на Арбат, но затем, вместо того чтобы привычно устремиться к Смоленской площади и далее на Можайку, неожиданно повернул в Серебряный переулок и остановился у дома № 4, в котором размещался Центральный военный госпиталь Наркомата обороны.

По требованию охраны, опасающейся засад и покушений, Сталин довольно часто менял свои маршруты. Но в этот раз он ушёл с «привычной колеи» совсем по иной причине. Накануне в госпиталь поступил тяжелораненый командующий войсками Брянского фронта генерал-лейтенант Андрей Иванович ЕРЁМЕНКО, которому полковник Мандрыка сделал сложную многочасовую операцию.

Сталин вышел из машины, пожал руку растерявшемуся дежурному врачу и попросил отвести к Ерёменко. Верховного сопровождали члены Государственного комитета обороны Вячеслав Молотов и Лаврентий Берия, кроме того присутствовал его секретарь Александр Поскрёбышев.

- И что увидел Верховный Главнокомандующий, зайдя в палату к раненому командующему? - этот вопрос я адресую Татьяне Ерёменко, дочери прославленного советского маршала, которая является его биографом.

Папа приходил в себя после наркоза и, увидев Сталина, подумал, что это мираж. Сталин поздоровался с отцом, подошёл ближе, ощупал пылающий лоб и произнёс: «Температура высокая». Потом он прошёлся по комнате и начал было расспрашивать об обстоятельствах ранения. Но увидев, что отцу трудно говорить, Сталин поменял тему, стал его подбадривать, сказал даже, что тот хорошо выглядит. На вопрос отца: «Как там армии Брянского фронта?» - успокоил: всё, мол, в порядке, не волнуйтесь... Спросил дежурного врача, как медики будут лечить отца. Тот доложил, что есть решение начальника госпиталя Петра Васильевича Мандрыка о перемещении генерала в Куйбышев. Сталин одобрил решение, пожелал отцу скорее поправиться и оставил палату.

Это журналисты напутали. Мама с папой действительно много времени провела в госпиталях, он был ранен неоднократно, но в октябре 1941-го они ещё не были даже знакомы...

А что предшествовало встрече Сталина и Ерёменко в госпитале?

Отец встретил начало войны на Дальнем Востоке командующим 1-й Особой Краснознамённой армии. За три дня до нападения немцев, 19 июня, его вызвали в Москву. До Новосибирска добирался несколько суток поездом, там пересел на специально присланный самолёт.

Прямо с аэродрома отца доставили к руководству страны, и он сразу же был назначен командующим Западным фронтом. Когда в Генштабе нарком обороны Тимошенко показал на карте территорию, которую мы потеряли, отец не поверил своим глазам. 29 июня рано утром под Могилёвым в штабе фронта он принял дела у генерала Дмитрия Григорьевича Павлова. За допущенные ошибки тот был отстранён от должности и расстрелян. Вскоре группировка войск, сдерживающих продвижение агрессора, была преобразована в Западное направление, командование которым возглавил Тимошенко, но отец, ставший при этой реорганизации первым заместителем главнокомандующего по Западному направлению, фактически продолжал командовать войсками Западного фронта. А 19 июля Ерёменко снова назначают командующим Западным фронтом.

В кратчайшие сроки отец сумел восстановить управление частями Западного фронта и боеспособность личного состава. Об этом свидетельствует тот факт, что под Смоленском войска Западного фронта более месяца стояли насмерть и не пропустили гитлеровские части, прежде всего танковую группировку Гудериана, к столице. Без учёта итогов Смоленского сражения, наверное, нельзя понять, почему командование вермахта внесло существенные коррективы в план стратегической операции по захвату Москвы и вместо лобового удара нацелило войска на окружение Москвы с севера и юга. Для отражения удара с юга 13 августа создали Брянский фронт, командующим которого был назначен отец. Ставка предполагала, что Гудериан пойдёт на Москву южнее столицы. Однако Гудериан пошёл гораздо южнее. Брянский же фронт, несмотря на большое количество нестыковок в руководящих директивах Ставки, свои задачи выполнял успешно, насколько это было возможно в тех сложных условиях.

Отец рассказывал: «По плану Гитлера Московская операция под кодовым названием «Тайфун» началась 31 сентября 1941 года ударом по войскам Брянского фронта на два дня раньше общего наступления гитлеровцев. Использовалась вся авиация группы войск «Центр», огромное превосходство в живой силе и технике, а в танках десятикратное. Все это – для разгрома войск Брянского фронта, чтобы открыть себе дорогу через Орел и Тулу на Москву. Замысел коварный, что и говорить. Но не на тех напали. Правда, наши войска были окружены и оказались в тяжелом положении, но благодаря героизму, мужеству наших войск, правильному решению командиров, мобильному волевому и разумному руководству войсками со стороны командования фронтом войска своевременно были повернуты на 180 градусов и нанесли контрудар с перевернутым фронтом, прорвали кольцо окружения и вышли из немецкого котла. Эта наша классическая операция задержала врага на 17 суток. Потери с обеих сторон были немалые, но план врага был сорван, а наша 50-я армия отошла к Туле и сыграла решающую роль в защите Москвы на юго-западе. Враг так и не смог взять перевес».

Три месяца Брянский фронт не пропускал немцев на своём направлении к Москве, и даже будучи окружённым, его войска в середине октября сумели прорвать фронт противника и организовать непреодолимый оборонительный рубеж на Можайском направлении.

А ещё такой эпизод из его боевой жизни «Танки противника, оказавшись в большом лесу, не смогли разобраться в обстановке, и они, видимо, из-за плохого наблюдения в щели, не заметив штаба, быстро выходили на шоссейную дорогу. Но мотопехота на машинах, следовавших за танками, не могла не заметить развёрнутого штаба; она ясно увидела, что находится в районе какого-то штаба. Я лично наблюдал за движением противника и понял, что пехота разбирается в обстановке. Я сразу же начал бой, начал его первым, открыв огонь из автомата по первой машине, на которой сидело человек 35-40, и почти всех уничтожил. Одновременно со мной открыли огонь ещё человек 10-15 из шоферов и охраны...»

Командующий фронтом с автоматом в руках встал в одну шеренгу с рядовыми. Атака была отбита...

После Смоленска на Брянском фронте немцы начали охоту за отцом. Их разведка работала неплохо, обо всех передвижениях командующего сообщалось куда надо, буквально через полчаса налетали пикировщики и в щепки разносили места, где отец с офицерами присаживался передохнуть после поездки по войскам. В конце концов отца достали на пути его следования в одну стрелковую дивизию. 13 октября - тяжёлое ранение в правую ногу и плечо разлетевшимися осколками авиационной бомбы. Пикировщик шёл точнёхонько на него и уложил бомбу в трёх шагах. Отец стоял возле сосны и наблюдал в бинокль за боем. Могучий ствол дерева принял основной удар на себя...

Ночью на утлом самолётике ПО-2 вдвоём с пилотом старшим лейтенантом Павлом Тарасовичем Кашуба они взлетели и взяли курс на Москву. Но после двух часов полёта мотор заглох, и они, как говорил отец, «плюхнулись» на землю. Это произошло в селе Иваньково, в 100 километрах от Москвы. Падение оказалось на редкость удачным - оба остались живы, и их вскоре увезли в Москву. Кстати, лётчик Кашуба за спасение командующего Брянским фронтом был удостоен звания Героя Советского Союза.

Вот что предшествовало встрече в госпитале отца с Верховным Главнокомандующим.

У него были и другие встречи со Сталиным?

Конечно, отцу неоднократно приходилось бывать и в Кремле, и в Ставке, докладывать Верховному о состоянии дел на руководимых им участках германо-советского фронта. Но вы, видимо, спрашиваете о таких вот неформальных встречах? Да, они были. Одна из них произошла во время поездки Сталина в действующую армию летом 1943 года. Сталин вначале посетил командование Западного фронта, а потом поехал поездом на Калининский фронт к генералу Ерёменко. Встреча состоялась 5 августа близ Ржева в деревне Хорошево, в доме мастера льночесальной фабрики Натальи Кондратьевой.

Три часа длилась встреча, разговаривали о многом. Отцу показалось, что товарищ Сталин даже извинился за Сталинград, когда не дал ему возможности победно завершить Сталинградскую битву. Иосиф Виссарионович сказал, что обижаться не следует, все и так знают, что отец там сыграл основную роль, а кто будет добивать Паулюса - большой роли не играет. Но это не было извинением. Эти слова означали совсем другое. Сталин, как я полагаю, давал понять отцу, что этим отстранением оберегает его. Наверное, было сказано ещё что-то очень важное для понимания сути происходящего. «Эта встреча со Сталиным осталась в моей памяти как яркое, неизгладимое впечатление», - записал отец в своём дневнике. В дальнейшем отец называл Сталина великим.

Обсуждали кадровые вопросы, подробный план Духовщино-Смоленской операции, причём Сталин звонил в Москву и давал указания об оказании помощи Калининскому фронту в предстоящем наступлении.

Вскоре пришла радостная весть: наши войска взяли Орёл и Белгород! Сталин высказал идею эту победу отметить артиллерийским салютом и спросил мнение отца. Папа горячо поддержал предложение. Так что в рождении знаменитой традиции есть и его частичка. После встречи Сталин пригласил папу в свой вагон. Встреча была неформальной. Не с каждым военачальником Сталин вкушал обед в интимной обстановке, много шутил, разрешил сообщить войскам о своём приезде. На прощанье подарил две бутылки «Цинандали».

Тут налицо какая-то загадка. С одной стороны, Сталин высоко ценил генерала Ерёменко. Та же поездка в госпиталь - единственное посещение Сталиным раненого военачальника. О его доверии Ерёменко красноречиво говорит то, что за годы войны он назначал его командовать, в общей сложности, десятью фронтами. Но в то же время снял со Сталинградского фронта, не дал «дожать» Паулюса. Андрей Иванович был обойдён орденом Победы и был возведён в маршальское звание только в 1955 году.

Меня всегда волновало: почему одни, парадные генералы, получали ордена, звёзды, славу, а другие - генералы-труженики войны, которые по-настоящему делали победу, оказывались за бортом? Почему отец не был человеком, приближенным к императору? Прошли годы, и по мере того, как я, выполняя духовные заветы отца, знакомилась с его литературным наследием (прочитала все его книги, статьи, дневники, письма и т.д.), беседовала со многими людьми - ветеранами, военными историками, журналистами, людьми науки, жёнами и вдовами военачальников, - то пришла к выводу, что отец в войну играл ключевую роль, поэтому был отвергнут завистниками. Объясняю. Хоть у него были перепады в настроении, что естественно для человеческой натуры, он думал о том, что и как делать, а не куда дует ветер, он не был искусным царедворцем. Мог поступить неадекватно, громко и прилюдно сказать, что думает о человеке, покритиковать за дело. Никому не позволял через голову вмешиваться в руководство своих фронтов, невзирая на авторитеты. Поэтому и был неугоден. По мнению многих вдумчивых исследователей, перелом в главном сражении Великой Отечественной войны обеспечил генерал Ерёменко как командующий Сталинградским фронтом. Отец относится к тем военным лидерам, которые изменили характер войны: сумели выдержать яростное наступление фашистов, навязать им свою волю и в конце концов победить!

Сталин, как я полагаю, прекрасно понимал, что выделять отца наградами - опасно, прежде всего для самого отца. Неприязнь могла перейти в ненависть, а война ещё не закончилась, и Ерёменко был нужен Сталину как труженик войны - умный, глубоко проникающий в суть дела профессионал, которому можно доверять.

Генерала Ерёменко, к примеру, критикуют, что, дескать, обещал Сталину «поймать подлеца Гудериана», а сам чуть не попал к нему в плен.

В 1941 году, когда были сказаны эти слова, Гудериан буквально терроризировал нашу армию, вокруг этого крупного теоретика и практика применения танков сложился некий ореол непобедимости. И отец произнёс вслух то, о чём мечтали все военачальники Красной Армии, - обуздать этого подлеца. К сожалению, в 1941 году не получилось это сделать по ряду причин. Но, по большому счёту, Гудериан своё получил. 10 мая 1945 года он был взят в плен американскими войсками, помещён в тюрьму и лишь в 1948 году вышел на свободу.

Ещё один военачальник упрекает вашего отца в том, что под Сталинградом он очень неохотно переправлялся на правый берег Волги - туда, где шли бои. Дескать, предпочитал оставаться в тылу.

Это вообще фальсификация. Они с членом Военного Совета фронта Никитой Сергеевичем Хрущёвым могли перейти на левый берег только по приказу Сталина. К тому же от постоянных перегрузок раны на ноге воспалились, страшно болели, без палки он не мог и шага ступить. Несмотря на это, отец переправлялся на правый берег на бронекатерах, которые с лёгкостью пробивались любой пулей, под сплошным свинцовым дождём, с трудом передвигался несколько километров по раскуроченной воронками набережной, встречался с командармами, командирами дивизий, обороняющих Сталинград, настраивал на уверенность в победе не только словом, но и делом - мощной поддержкой созданных им фронтовых артиллерийских кулаков с противоположного берега.

Всё, связанное со Сталинградом, хорошо проявилось в том, что после смерти Сталина генерал-фельдмаршал Паулюс, находясь уже десять лет в плену, обратился к нашим властям с просьбой об организации его встречи с бывшим командующим Сталинградским фронтом генералом Ерёменко. Эта встреча двух полководцев состоялась летом 1953 года на подмосковной даче (посёлок Озёра).

Три часа они беседовали наедине. Прощаясь, Паулюс сказал, что понял, почему его победил именно такой советский полководец и такой человек, и ему теперь не стыдно за своё поражение.

Кстати, у отца есть «награда» за эту битву, которой нет ни у кого - некоторые личные вещи Паулюса, которые отцу передал командующий 64-й армией генерал Михаил Степанович Шумилов, а именно: личный пистолет, фотоаппарат и аккордеон генерал-фельдмаршала. Впоследствии мама оружие передала в Центральный музей Вооружённых сил, а фотоаппарат и аккордеон - вон в той комнате. Хотите посмотреть?

Действительно, в соседней комнате на столике стоял изумрудного цвета аккордеон - музыкальный инструмент, на котором Красная Армия сыграла «похоронный марш» Паулюсу. И в этом «концерте» Андрей Иванович Ерёменко выступил если не в качестве дирижёра, то уж точно - первой скрипки! И это неоспоримо!

Беседовал Владимир ГАЛАЙКО

Маршал Советского Союза Андрей Иванович Еременко

Маршал Еременко всегда находился как бы во второй линии великих военачальников, как бы в тени других выдающихся полководцев Великой Отечественной – даже маршальское звание Андрей Иванович, единственный из тех, кто командовал фронтом всю Великую Отечественную с 1941-го по 1945-й, получил только через десять лет после Победы, в 1955 году. Он единственный из командующих фронтами мая 1945 г., кто ни дня не был заместителем министра обороны. Волею судьбы ему не достались лавры наиболее громких побед, хотя, например, именно Еременко отстаивал Сталинград во время самых сильных немецких атак и, по выражению Жукова, «выстрадал» операцию по окружению и уничтожению противника.

В чем же причина такого полузабвения?

Несомненно, главное – в личности полководца. Невероятно тяжелый характер, ошеломляющая грубость по отношению к подчиненным, неадекватно высокая самооценка, хвастливость и бурбонство, готовность давать необоснованные обещания Сталину (вспомним хотя бы заявление А. И. Еременко в августе 1941 г.: «Я безусловно разобью этого подлеца Гудериана!», на деле обернувшееся полным разгромом и окружением возглавляемого им Брянского фронта и постыдной эвакуацией командующего на самолете из котла) – это в годы войны; не очень, мягко говоря, правдивые, но полные самовосхваления и самолюбования мемуары – в послевоенные годы. Все это отвернуло от Андрея Еременко большинство полководцев-коллег, даже друзей ранней юности – Георгия Жукова и Константина Рокоссовского.

Но, несмотря на это устоявшееся десятилетиями мнение о маршале, значительный вклад Еременко в общую Победу неоспорим, как неоспорим и его вклад в развитие военного искусства.

Отдельно следует отметить, что Еременко был одним из полководцев, который неизменно проявлял высокое гражданское мужество, а не только отвагу на поле боя. Он мог самому Сталину задавать «неудобные» вопросы – об этом, в том числе, свидетельствует его беседа с вождем о репрессиях против военных кадров в 1937–1938 гг. и оценки, правда, не всегда честные, ряда высших военачальников. Генерал записал ее в дневнике сразу же после встречи, произошедшей 5 августа 1943 г., и при этом не побоялся собственноручно написать слова о вине в необоснованных репрессиях лично вождя: «Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии. Вот почему он, прежде чем начать заслушивать план предстоящей операции, перевел разговор на тему о кадрах, чтобы прощупать меня… В ходе этого разговора товарищ Сталин неоднократно говорил о многих генералах, которые были освобождены из мест заключения перед самой войной и хорошо воевали.

«А кто виноват, – робко задал я вопрос Сталину, – что эти бедные, ни в чем не повинные люди были посажены?» – «Кто, кто… – раздраженно бросил Сталин. – Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии». И тут же назвал товарищей Ворошилова, Буденного, Тимошенко. Они, по словам Сталина, были во многом повинны в истреблении военных кадров. Именно они оказались неподготовленными к войне. Но самая плохая характеристика… была дана им за то, что они не защищали свои военные кадры. Собственно, я в этом разговоре больше слушал да отвечал на вопросы. Сталин спрашивал меня, насколько хорошо я знаю того или иного маршала, генерала, освобожденного из-под ареста. Что касается маршалов, я дал уклончивый ответ, сказав, что знаю их плохо, издали. Партия создала им авторитет, и они почили на лаврах. Поэтому плохо показали себя в Великой Отечественной войне. Вот как говорит о них народ, я тоже придерживаюсь такого мнения. «Говорит народ правильно», – вставил реплику Сталин. В отношении же освобожденных генералов я сказал, что товарищи Горбатов, Рокоссовский, Юшкевич, Хлебников – все они во время войны, а некоторые и до нее были в моем подчинении, и я даю им самую высокую оценку, так как это умные генералы, храбрые воины, преданные Родине. «Я согласен с вами, товарищ Еременко», – заметил Сталин. Каждый раз, говоря о кадрах, он пристально, испытующе посматривал на меня, видимо, для того, чтобы определить, какое впечатление производят на меня его характеристики и оценки людей».

Путь в полководцы у Еременко был такой же, как почти у всех его боевых товарищей, прошедших бои Первой мировой и гражданской войн. Родился будущий маршал 2 октября 1892 г. в селе Марковка Харьковской губернии (сейчас это территория Луганской области) в бедной крестьянской семье. Отец умер вскоре после возвращения с русско-японской войны, и Андрею, чтобы прокормить семью, пришлось тяжело работать сначала пастухом, потом конюхом. Времени на учебу, к которой так тянуло мальчика, теперь не оставалось совсем, и земскую школу ему пришлось оставить после окончания четырех классов.

В 1913 г. Еременко был призван в армию и стал рядовым, а позже – ефрейтором 168-го Миргородского полка. В составе этого полка ефрейтор Еременко и выступил на фронт в Галицию, где в самом первом бою заменил раненого командира взвода. Получив тяжелое ранение в грудь, он был отправлен на лечение в тыл, а потом воевал командиром отделения полковой разведки на Румынском фронте.

После Февральской революции унтер-офицер Еременко избирается в полковой комитет, а в начале 1918 г., после окончательного развала старой армии, возвращается в Марковку.

Когда началась оккупация Украины германско-австрийскими войсками, Еременко организует из местных жителей партизанский отряд, который в конце года вошел в состав Красной армии.

В январе 1919 г. недавний командир партизан становится заместителем председателя и военным комиссаром марковского ревкома. Начиная с июня Еременко в составе 1-й Конной армии участвует в боях с Деникиным, Врангелем, Махно, польскими войсками. За время войны он проходит путь от красноармейца до начальника штаба 79-го кавалерийского полка 14-й кавалерийской дивизии.

После окончания гражданской войны, несмотря на массовое сокращение армии, Еременко, зарекомендовавшего себя храбрым командиром и усидчивым штабным работником, оставляют на военной службе.

Молодой красный командир, в отличие от некоторых других краскомов, понимает, что только опыт гражданской не будет достаточным для ведения будущей войны, и делает все возможное, чтобы получить полноценное военное образование. Он оканчивает Высшую кавалерийскую школу, Ленинградские кавалерийские курсы усовершенствования комсостава, курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии имени Толмачева и, наконец, в 1935 г. – Военную академию имени М. В. Фрунзе.

Военная карьера Еременко неизменно развивается по восходящей: начав с должности начальника штаба полка, он последовательно проходит ступени командира кавалерийского полка, дивизии, корпуса.

Со своим 6-м кавалерийским корпусом Еременко участвует в походе в Западную Белоруссию в сентябре 1939 г., но это была уже его лебединая песня как кавалерийского начальника. В июне следующего года старого кавалериста назначают командиром 3-го механизированного корпуса Белорусского особого военного округа. И новой должности Еременко соответствовал в полной мере – еще обучаясь в академии, он фундаментально изучил тактику применения в современной войне танковых и мотомеханизированных частей, а командуя корпусом, получил и необходимые практические навыки.

О том, насколько глубоко вникал Еременко в особенности применения танковых частей в современной войне, свидетельствует его выступление (в котором он, в частности, не считает зазорным ссылаться на опыт вермахта) в декабре 1940 г. на совещании высшего руководящего состава РККА, часть которого целесообразно процитировать: «Современная наступательная и оборонительная операции совершенно не похожи на операции 1914–1918 гг. Танки, авиация, превратившиеся в могущественные рода войск, изменили формы ведения операции и стали решающим фактором в сражении.

Генерал армии тов. Жуков в своем замечательном докладе дал целый ряд оперативных расчетов насыщения танками и авиацией, а касаясь построения боевых порядков, сказал: в первом эшелоне идут большие танки, во втором – средние и в третьем – огнеметные танки. Без этих танковых частей говорить о наступательной операции, а также говорить об оборонительной операции, конечно, немыслимо. Таким образом, и в наступательной, и в оборонительной операции нужны такие танковые ресурсы.

Кого нужно запустить в глубину? Конечно, только танки. Эти танки, или, вернее, то преобразование, которое произошло сейчас в Красной армии в связи с созданием танковых дивизий, танковых корпусов, – это большое достижение, которое имеет громадное оперативное значение в смысле усиления армии…

Товарищи, мы говорим, что танки стали самым модным оружием. Почему? Потому что мощный огонь, ударная сила, броневая защита, высокая подвижность и маневренность делают танки самым наступательным родом войск. Танки приспособлены в первую очередь для атаки и контратаки.

Необходимо по характеру выполнения [задачи] танки разделить на войсковые и оперативно-стратегические. Можно не разделять глубоко принципиально, но нужно такую мысль высказать. Если мы возьмем танки войсковые, они будут прокладывать дорогу пехоте, о чем докладывал генерал-полковник т. Павлов и генерал армии т. Жуков, на всю глубину оборонительной полосы, уничтожая пулеметы, артиллерию. Эти танки при поддержке артиллерии и авиации уничтожают противника, а пехота захватывает и закрепляет [новые позиции]. Эти танки будут являться решающими факторами успеха.

Я не буду вдаваться в подробности действий танков пехоты. Я хочу рассмотреть танки оперативно-стратегические. В оперативном искусстве на данном этапе развития вооруженных сил продолжает оставаться принцип: на главном, на решающем направлении – решающие силы и средства, которыми являются главным образом танки.

Современное оперативное искусство находится на такой стадии своего развития, когда боевые порядки все больше растягиваются в глубину, и наступление и оборона имеют глубокие боевые порядки. Тыл должен снабжать большим количеством припасов…

Для того чтобы бить противника по частям, его нужно разорвать на эти части, нужно нарушить стройность и цельность его организации, как по фронту, так и в глубину. Эти задачи призваны решать танки совместно с механизированной конницей и авиацией. Какая основная задача стоит перед танками? Разгромить, разорвать боевые порядки противника, уничтожить резервы и тылы противника, а также управление. Окружить и уничтожить главную группировку противника.

Касаясь ввода в прорыв непосредственно, я должен остановиться на таком вопросе. Здесь раздавались голоса, какой же фронт прорыва по ширине должен быть для ввода мехкорпуса в прорыв? Давайте приведем такие расчеты: для того чтобы ввести корпус в прорыв, надо построить такой порядок, чтобы, когда мы, выходя за ворота прорыва, могли бы немедленно вступить в бой. Значит, если мы возьмем полк, то он должен идти двумя маршрутами. На каждом маршруте будут два батальона, чтобы полку развернуться двумя передними батальонами, нужно построить головные батальоны в два эшелона. Первый эшелон – 30 танков, нужно для них иметь 50 метров на каждый танк (на полк это составит 1,5 км); другой батальон тоже займет 1,5 км. Таким образом, в притирочку будет 3 км на полк по фронту, причем в глубину будет 4 эшелона танков. Значит, и на другой полк нужно 3 км, в итоге получим 6–7 км на дивизию, без интервалов, а если вы возьмете интервалы между полками 1 км, то получится: требуется 7 км для дивизии, прибавьте по 2 км на интервалы между дивизиями. Таким образом, в итоге наименьшая норма для корпуса будет 16 км (иначе вы не построите боевых порядков мехкорпусов).

Почему такие боевые порядки нужны? А вот почему. Вы выходите за ворота прорыва, вам может быть навязан неожиданно бой при выходе за прорыв; противник, почувствовав прорыв, немедленно привлечет свои силы, и сразу вы вынуждены будете вести бой.

Исходя из этого, перед нами задача – дать такой боевой порядок, которым без особой перегруппировки можно сокрушать боевые порядки противника. Рассмотрим глубину боевого порядка мехкорпуса при вводе его в прорыв. Дивизия имеет глубину колонны 100 км, пущенная по четырем маршрутам – будет иметь глубину боевого порядка 25 км. Второй эшелон мехкорпуса – мотодивизия на глубину 16 км. Глубина упирается в общем в 40 км (это при том положении, что машины идут на дистанции 35–40 м). И если мы выходим за ворота прорыва в таком порядке, то развернуться будет легко…

Второе: когда вводить корпус в прорыв? Тут раздавались голоса – тогда, когда будет прорвана вторая полоса. Если мы будем гоняться за второй полосой, мы можем совсем не войти в прорыв. Во-первых, 6 км мы прорываем с определенной организацией боевых порядков и силой эшелона танков при построении боевым порядком. Для прорыва второй оборонительной полосы нужно новую организацию наступления, а это будет не сегодня, а завтра.

Конечно, будет такое положение, когда мы будем брать и вторую тактическую полосу для того, чтобы ввести мехкорпус… При этом – дело тяжелое, а если будет немного больше – 50 км, будет лучше. Танковые корпуса, прорвав оборонительную полосу, могут очутиться перед тыловой оборонительной полосой на 30 км.

При таком положении может получиться, что мехкорпус еще не развернулся или едва развернулся, а ночь наступила. Понятно, это не улучшит положения мехкорпуса, а ухудшит.

Особо стоит вопрос управления. Когда на Западе [вермахтом] были введены подвижные группы действия, прямо на Седан, и подошли к Камбрэ, предварительно прорвали франко-бельгийскую укрепленную полевую полосу, им пришлось под Камбрэ вступить в бой с танковыми частями англо-французов. Какое положение было? Англичане и французы бросили свои танки, и немало бросили, более тысячи. Здесь сыграл большую роль этот танковый бой, длившийся 8 часов. Выиграли его немцы. Почему? У них управление было хорошее… На поле боя на каждые 10 метров была машина подбита или сожжена. Это было действительно побоище. Почему выиграли немцы? У французов и англичан не было настоящего объединения, не было единого управления и не было единой доктрины…

Насчет снабжения бензином. Тут говорили насчет снабжения по воздуху. Немцы применяют это. Мы не пойдем, конечно, к ним на выучку, у нас есть свой опыт и замечательные люди, у которых мы учимся и будем учиться. Нам нужна повозка, перевозящая 20 тонн бензина, это неплохо применяли немцы».

Заметим, что очень многое из сказанного Еременко нашло свое подтверждение в ходе Великой Отечественной, а он лично умело применял в проводимых операциях танковые и мотомеханизированные части.

В декабре Еременко назначают командующим войсками Северо-Кавказского военного округа, но в должность он вступить так и не успел. В январе 1941 г. Сталин меняет свое решение, и генерал-лейтенант (это звание он получил в июне 1940 г.) становится командующим 1-й Отдельной Краснознаменной армией на Дальнем Востоке.

В то время это была одна из наиболее ответственных должностей в Красной армии, учитывая, что для руководства СССР не были секретом планы Японии по захвату советского Дальнего Востока. Поэтому 1-я Отдельная Краснознаменная армия была одной из самых сильных группировок РККА и находилась в состоянии постоянной готовности вступить в схватку с таким сильнейшим противником, как Квантунская армия. Назначение Еременко на должность командующего прекрасно показывает, что его военные способности высоко ценились в Кремле.

На восьмой день после нападения Германии, 29 июня 1941 г., Еременко вызывается в Москву и назначается на следующий день командующим Западным фронтом, который уже в первые дни войны понес большие потери. Новый командующий предпринимает огромные усилия, чтобы остановить развал фронта, но в этой должности он пребывает недолго. За время руководства фронтом тактика Еременко сводилась к удержанию линии обороны и нанесении неожиданных для немцев тревожащих контрударов силами мотомеханизированных частей (что заставляло противника перебрасывать по линии фронта свои наиболее подвижные соединения). Это имело, конечно, крайне ограниченный эффект, но имеющиеся у командующего фронтом ограниченные силы вряд ли позволяли прийти тогда к другому решению.

Через несколько дней Сталин меняет свое решение и назначает командующим маршала Тимошенко. Еременко становится его заместителем и в этом качестве руководит действиями войск фронта в Смоленской битве.

После полученного заместителем командующего фронтом ранения Сталин в августе 1941 г. присваивает Еременко звание генерал-полковника и назначает его командующим Брянским фронтом.

Перед этим между Сталиным и Еременко произошел следующий разговор, который в деталях записал новоназначенный командующий фронтом:

«Куда бы вы желали поехать, товарищ Еременко, на Брянский фронт или в Крым?

Я ответил, что готов ехать туда, куда Ставка Верховного Главнокомандования сочтет нужным меня направить. Сталин пристально взглянул на меня, и в выражении его лица мелькнула неудовлетворенность. Стремясь получить более конкретный ответ, он спросил кратко:

– А все-таки?

– Туда, – не раздумывая сказал я, – где обстановка будет наиболее тяжелой.

– Она одинакова сложна и трудна и в Крыму, и под Брянском, – последовал ответ.

Стремясь выйти из этого своеобразного тупика, я сказал:

– Пошлите меня туда, где противник будет применять мотомехчасти, мне кажется, там я сумею принести больше пользы, так как сам командовал механизированными войсками и знаю тактику их действий.

– Ну хорошо! – сказал Сталин удовлетворенно… – Вы, товарищ Еременко, назначаетесь командующим Брянским фронтом. Завтра же выезжайте на место и немедленно организуйте фронт. На Брянском направлении действует танковая группа Гудериана, там будут происходить тяжелые бои. Так что ваши желания исполняются. Встретите там механизированные войска вашего «старого приятеля» Гудериана, повадки которого должны быть вам знакомы по Западному фронту».

Верховный поставил перед фронтом основную задачу – прикрыть Брянское направление и разгромить немецкую 2-ю танковую группу. Но Еременко слишком оптимистично расценил свои возможности и неоднократно безосновательно заверял Сталина, что разобьет «подлеца Гудериана» без пополнения фронта резервами. Расплата пришла очень скоро…

Однако, не обладая необходимыми для этого силами (прежде всего, испытывая недостаток в танках и авиации), Еременко выполнить поставленную задачу не смог. Когда же группа армий «Центр» нанесла мощный удар в южном направлении, войска Брянского фронта не сумели его остановить.

В результате 2-я танковая группа ударом на Ромны замкнула кольцо окружения вокруг войск Юго-Западного фронта, что означало грандиозную по масштабам потерь для РККА катастрофу «Киевского котла».

Отметим, что, понимая абсолютное преимущество противника в танках и степень своего личного провала, Еременко пытался ликвидировать начавшуюся распространяться в войсках фронта «танкобоязнь» и сделал все возможное для максимального использования возможностей пехоты.

«1. Опыт боевых действий показал ряд слабых сторон войск противника. К ним относятся: а) неумение драться ночью; б) неумение вести ближний бой мелкими подразделениями; в) пехота без танков, как правило, в атаку не идет; г) противник не принимает штыковых атак и боится крика «Ура!».

2. Задача всех командиров подразделений, частей и соединений использовать слабые стороны противника.

С этой целью необходимо продолжать боевую подготовку войск, используя каждую минуту.

Приказываю: а) разъяснить всему личному составу, что танки для хорошо организованных, стойких и дисциплинированных частей, особенно для пехоты, не страшны; во всех частях под ответственность командиров частей провести показные занятия по отражению атаки танков противника, для чего использовать имеющиеся в соединениях технические средства (танк, трактор); показать, как пехота, укрывшаяся в щелях, пропускает танки противника, поражая их гранатами и бутылками «КС» с последующим отрезанием пехоты от танков и окружением последней; б) научить всех бойцов и командиров бросать связки гранат и бутылки «КС»; в) всему личному составу привить упорство в бою, способность вести бой в окружении с превосходящими силами противника, доводя бой до штыкового удара; г) научить артиллеристов умело бороться с танками противника, для чего, как правило, в обороне требовать, чтобы на каждое орудие и батарею, кроме основных огневых позиций, они имели бы запасные, пригодные для стрельбы по танкам прямой наводкой. Стрельбу по танкам, как правило, производить косоприцельным и фланговым огнем с дистанцией 500–800 метров; д) старшему и среднему начсоставу артиллерии непосредственно на поле боя совершенствовать вопросы управления огнем батареи, дивизиона и группы во взаимодействии с огнем пехоты и танками. Полностью овладеть методами создания массированного огня; е) научить весь личный состав отрывать окопы одиночные и на отделение, отрывать щели, противотанковые ловушки и препятствия и уметь маскировать; ж) научить весь личный состав пользоваться индивидуальными и коллективными средствами химзащиты; з) в каждой роте, батальоне и полку организовать штатные подразделения минометчиков, с которыми тщательно изучить материальную часть соответствующих систем минометов и, главное, практические приемы стрельбы».

После гибели почти в полном составе Юго-Западного фронта немцы начали далее развивать достигнутый стратегический успех. 2-я полевая армия и 2-я танковая группа (с 6 октября – 2-я танковая армия) прорвали на флангах оборону Брянского фронта и 3 октября ими был взят Орел.

Однако полного краха своего фронта Еременко не допустил. Постоянно контратакуя, он не сразу дал замкнуть кольцо окружения, а потом и возвратил контроль над рядом важных, в стратегическом отношении, населенных пунктов, в том числе Мценском. В итоге, наступление двух немецких армий было остановлено и фронт стабилизировался по линии Белев – Поныри – Мценск. Это сыграло значительную роль в срыве гитлеровской операции «Тайфун» и создании благоприятных условий для советского контрнаступления под Москвой.

Еременко, как и ранее в Испании, постоянно выезжает для руководства действиями войск на линию фронта и 13 октября получает ранение, после которого его эвакуируют на лечение в Москву. Характерная деталь, свидетельствующая о том, что Сталин не считал Еременко единственным виновником катастрофы Юго-Западного фронта (основной причиной которой было упорное нежелание самого Верховного вовремя отвести войска) – он навестил раненого генерала в госпитале и между ними состоялся достаточно теплый разговор.

Следует заметить, что уже во время командования Еременко Брянским фронтом в его адрес прозвучали обвинения, которые потом неоднократно использовались врагами полководца (а их у генерала, как и у каждого выдающегося человека, было немало) для его жесткой критики.

Член Военного совета 13-й армии бригадный комиссар Ганенко написал на командующего жалобу лично Сталину следующего содержания: «Находясь на передовой линии фронта истекшей ночью, я с генералом Ефремовым вернулись в опергруппу штаба армии для разработки приказа о наступлении. Сюда прибыли командующий фронтом Еременко с членом Военного совета Мазеповым, при них разыгралась следующая сцена: Еременко, не спросив ни о чем, начал упрекать Военный совет в трусости и предательстве Родины, на мои замечания, что бросать такие тяжелые обвинения не следует, Еременко бросился на меня с кулаками и несколько раз ударил по лицу, угрожал расстрелом. Я заявил – расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста и депутата Верховного Совета он не имеет права. Тогда Еременко вынул маузер, но вмешательство Ефремова помешало ему произвести выстрел. После того он стал угрожать расстрелом Ефремову».

Проведенное немедленно расследование показало, что Ганенко вместо того, чтобы обеспечить немедленную разгрузку прибывшего эшелона с боеприпасами, которые были крайне необходимы для готовившегося наступления, растерялся и не организовал работу. К эшелону не были отправлены солдаты для срочной разгрузки, что и вывело из себя безмерно и без этого безмерно хамовитого генерала Еременко.

К такому же выводу пришла и направленная Сталиным комиссия, результатом работы которой стал вывод о ненаказуемости действий Еременко и снятие Ганенко с должности члена Военного совета. Так, с подачи вождя хамство и рукоприкладство командующего по отношению к (!!!) генералу было легитимизировано и поддержано.

После излечения, в декабре 1941 г., Еременко назначается командующим 4-й ударной армией Северо-Западного (потом Калининского) фронта. Армия Еременко успешно участвует в Торопецко-Холмской наступательной операции, целью которой был разгром немецкой осташковской группировки и удар по группе армий «Центр», что должно было содействовать успеху Ржевско-Вяземской операции.

Армия имела в своем составе 5 стрелковых дивизий, 4 стрелковые бригады, 2 танковых батальона, 2 дивизиона «катюш», 2 артиллерийских полка Резерва Главного командования и вполне могла справиться с поставленными задачами. Еременко должен был ударом на юго-запад с поворотом на южное направление перерезать коммуникации группы армий «Центр», и от его действий полностью зависел успех операции.

Под руководством Еременко части 4-й ударной армии успешно выполняли поставленное задание. Когда 20 января 1942 г. он был ранен в результате авиационного налета, то не покинул армию, а еще более трех недель продолжал командование.

Армия сумела прорвать сильную немецкую оборону и овладела Адреаполем и Торопцом, а потом прервала крайне важную немцам для подвоза резервов и снабжения железнодорожную линию Великие Луки – Ржев. Далее Еременко активно развивал наступление в тыл немецкой обороны и вышел на ближние подступы к Великим Лукам, Велижу и Демидову. Одна из его дивизий дошла вплоть до Витебска, и немцам удалось остановить наступление (глубина продвижения частей 4-й ударной армии в глубь немецкого тыла составила за время операции более 250 километров) лишь после привлечения крупных резервов и понеся серьезные потери в живой силе и технике.

Особенное значение для успеха операции имело то, что Еременко, захватив крупные тыловые склады вермахта, умело организовал из них снабжение армии. Он так вспоминал об этом крупном факторе достигнутой победы: «Для нас в то время продовольствие имело первостепенное значение. Снабжение на Северо-Западном фронте было организовано плохо. В этих условиях возможность получить продовольствие… являлась для армии просто кладом. И мы не выпустили этот клад из наших рук… Эти продовольственные склады мы превратили в свои армейские. Их запасами армия питалась в течение месяца… Можно прямо сказать, что материальное обеспечение армии, особенно продовольствием, а частично и горючим, и даже боеприпасами, производилось за счет противника».

И еще – о том, как тяжело давалось командование раненому командарму лучше всего свидетельствуют его подлинно солдатские слова: «…до полного выполнения задачи, поставленной Ставкой, мне пришлось командовать войсками с носилок, с перебитой ногой, положенной в гипс. Эти 23 дня стоили, наверняка, нескольких лет жизни. Кроме физических страданий, я и морально пережил немало, прежде всего потому, что из-за своей неподвижности не мог бывать в войсках. Однако должен сказать, что эти невзгоды и переживания не сломили моей воли, я стремился твердо и уверенно руководить войсками».

7 августа 1942 года, после очередного пребывания в госпитале, Еременко назначается командующим Юго-Восточным фронтом.

Чрезвычайно интересен рассказ Еременко о встрече со Сталиным, во время которой было решено это назначение. Обращает на себя внимание, что будущий командующий фронтом уже достаточно четко обрисовал план действий, который вскоре будет реализован во время Сталинградской операции: «В моем кратком докладе было сказано, что, изучив вчера оперативную обстановку на сталинградском направлении, я пришел к определенному выводу, что в будущем левое крыло Сталинградского фронта, закрепившись на западных и юго-западных подступах к городу, будучи усилено свежими частями, обеспечит активную оборону в то время, как его правое крыло, также получив пополнение, будет в состоянии нанести с севера удар по противнику на западном берегу Дона и во взаимодействии с «левым» (Юго-Восточным) фронтом уничтожить противника под Сталинградом. С севера – главный удар, с юга же – вспомогательный, фланговый удар, отвлекающий противника от направления главного удара. Заканчивая изложение своих мыслей, я просил назначить меня, если моя наметка будет принята, на «правый» (Сталинградский) фронт, добавив, что моя «военная душа» больше лежит к наступлению, чем к обороне, даже самой ответственной.

Все присутствующие выслушали меня внимательно. Наступила пауза. И. В. Сталин, снова пройдясь по кабинету, сказал:

«– Ваше предложение заслуживает внимания, но это – дело будущего, а сейчас нужно остановить наступление немцев.

Набивая табак в трубку, он сделал паузу. Я воспользовался этим, вставив реплику: «Я и предлагаю на будущее, а сейчас нужно задержать немцев во что бы то ни стало».

– Правильно понимаете, – утвердительно сказал он, – поэтому мы и решили послать вас на Юго-Восточный фронт, чтобы задержать и остановить противника, который наносит удар из района Котельниково на Сталинград. Юго-Восточный фронт нужно создавать заново и быстро. У вас есть опыт в этом: вы заново создали Брянский фронт. Так что поезжайте, вернее летите, завтра же в Сталинград и создавайте Юго-Восточный фронт.

Для меня стало ясно, что вопрос уже решен, и я ответил кратким “слушаюсь”».

Командуя фронтом, Еременко внес огромный вклад в защиту Сталинграда и подготовку будущей наступательной операции. Первый удар по наступающим немецким войскам он нанес, собрав все имеющиеся резервы, уже 9 августа, хотя противник обладал преимуществом в живой силе и технике. Действия Еременко помешали Паулюсу обойти Сталинград с юго-запада, что уже само по себе означало для немцев не только невосполнимую потерю времени, но и конец надеждам на быстрое взятие города. Кроме того, 4-я танковая армия генерал-полковника Германа Гота, переброшенная специально с кавказского направления для нанесения решающего удара по советским войскам в районе Сталинграда, сама была вынуждена перейти к глухой обороне.

Впечатление от первых успехов Еременко было настолько велико, что уже 9 августа Ставка подчиняет ему Сталинградский фронт в оперативном отношении, а спустя четыре дня генерал становится командующим одновременно двумя фронтами (уникальный случай за всю историю Великой Отечественной). Кроме того, в оперативное подчинение командующему Юго-Восточным и Сталинградским фронтами переходят Сталинградский военный округ, Волжская военная флотилия и Сталинградский корпусной район ПВО. Таким образом, была создана одна из наиболее сильных группировок войск за всю войну, и использовать предоставленные возможности Еременко сумел чрезвычайно эффективно.

Уличные бои в Сталинграде. Конец 1942 г.

23 августа Паулюс атакует город с северо-запада, и Еременко наносит в ответ сильный контратакующий удар. Несмотря на значительные потери, все же удалось главное – не допустить прорыва противника, результатом которого стало бы немедленное падение Сталинграда.

28 сентября Сталинградский фронт переименовывается в Донской и его командующим назначается генерал-лейтенант Константин Рокоссовский, а Юго-Восточный фронт (который вел бои непосредственно в городе) переименовывется в Сталинградский.

Сталинградский фронт ведет ожесточенные уличные бои, так и не давшие Паулюсу возможности овладеть всей территорией города. При этом Еременко лично разрабатывает тактику уличных боев с применением артиллерии, которая потом не только активно использовалась до конца Великой Отечественной, но и не устарела до нашего времени.

Занимая жесткую оборону и постоянно нанося контратакующие удары, Еременко вместе с командованием Донского и Юго-Западного фронтов готовился к реализации предложенного им на встрече со Сталиным плана, и наконец этот долгожданный час настал.

В наступление Сталинградский фронт перешел на сутки позднее, чем Донской и Юго-Западный, – 20 ноября, и в первый же день сумел прорвать сильную немецкую оборону. Правда, Еременко предлагал нанести удар силами своего фронта позже не на день, а на два. Тогда немцы за два дня перебросили бы больше резервов с его направления против войск Юго-Западного фронта. Это, в свою очередь, дало бы Сталинградскому фронту возможность нанести по немцам подлинно сокрушающий удар. В случае принятия Сталиным предложения Еременко, возможно, победа под Сталинградом была бы достигнута в более короткие сроки и с меньшими потерями.

В образовавшийся прорыв Еременко, как признанный мастер использования танковых и мотомехчастей, немедленно вводит свои наиболее подвижные соединения – 13-й танковый, 4-й механизированный и 4-й кавалерийский корпуса. На четвертый день наступления, которое немцы уже не имели сил остановить, войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов замкнули кольцо окружения вокруг 330-тысячной группировки Паулюса.

Войска Еременко сыграли огромную роль и в противодействии попытке гитлеровского командования деблокировать окруженную сталинградскую группировку Целесообразно привести по этому вопросу авторитетное мнение генерала армии профессора Махмута Гареева: «Еременко с большим предвидением и оперативностью организовал противодействие ударным группировкам Гота и Манштейна. Он усилил 51-ю армию 13-м танковым корпусом и своевременно перегруппировал резервы. После прорыва противника через боевые порядки 51-й армии он создал оперативную группу во главе со своим заместителем генералом Г. Ф. Захаровым, выделив в его распоряжение 4-й мехкорпус, стрелковую дивизию, огнеметную танковую бригаду, танковый полк и истребительную противотанковую бригаду. Группе была поставлена задача: не допустить прорыва противника на верхнекумском направлении и выхода к реке Мышковка, и она сумела контрударом отбросить противника за реку Аксай. Одновременно Еременко организовал удар 5-й ударной армии совместно с 7-м танковым корпусом в направлении Нижне-Чирская.

В середине декабря развернулись ожесточенные сражения. Манштейн ввел в бой еще несколько дивизий, в том числе 17-ю танковую, и предпринимал отчаянные попытки для деблокирования окруженной группировки.

В этих условиях Ставка решила перебросить 2-ю гвардейскую армию из полосы Донского фронта на Котельническое направление, где из последних сил стойко и мужественно сражались войска Сталинградского фронта. С выходом армии на северный берег Мышковки по контрударной группировке противника был нанесен мощный удар, и ее дальнейшее продвижение остановлено. Но без героических усилий войск 51-й армии и всей группы генерала Захарова армия Малиновского не смогла бы организованно развернуться и нанести решающий удар».

После достигнутого успеха встал вопрос, кому будет поручено уничтожение попавших в кольцо семнадцати дивизий 6-й полевой и 4-й танковой армий, и принять решение по этому вопросу мог только лично Сталин.

Спустя более двадцати лет после Сталинградской битвы Жуков в не предназначенном для публикации частном письме вспоминал, насколько драматично принималось данное решение: «СТАЛИН всемерно торопил А. М. ВАСИЛЕВСКОГО и командующих фронтами и проявлял при этом в ряде случаев свойственную ему нервозность и невыдержанность.

28 и 29 декабря, после обсуждения ряда вопросов, СТАЛИН сказал, что дело ликвидации окруженного противника нужно передать в руки одного командующего фронтом, сейчас действие командующих двух фронтов мешает ходу ликвидации окруженного противника, т. к. потратится много времени на увязку взаимодействия.

Присутствующие члены ГОКО поддержали это мнение.

СТАЛИН спросил: «Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника, какой штаб фронта выведем в резерв?»

БЕРИЯ предложил передать все войска в подчинение А. И. ЕРЕМЕНКО, а Военный совет и штаб Донского фронта во главе с К. К. РОКОССОВСКИМ вывести в резерв.

СТАЛИН спросил: «А почему?»

БЕРИЯ сказал, что ЕРЕМЕНКО находится под Сталинградом более пяти месяцев, а РОКОССОВСКИЙ немногим больше двух месяцев. ЕРЕМЕНКО хорошо знает войска Донского фронта, так как он ранее им командовал, тогда как РОКОССОВСКИЙ совершенно не знает войск Сталинградского фронта, и, кроме того, Донской фронт до сих пор играл второстепенную роль, а затем что-то добавил по-грузински.

СТАЛИН обратился ко мне: «А Вы что молчите? Или Вы не имеете своего мнения?»

Я сказал, что «считаю достойными того и другого командующего, но считаю более опытным и авторитетным К. К. РОКОССОВСКОГО, ему и следует поручить добивать окруженных».

СТАЛИН: «ЕРЕМЕНКО я расцениваю ниже, чем РОКОССОВСКОГО. Войска не любят ЕРЕМЕНКО. РОКОССОВСКИЙ пользуется большим авторитетом. ЕРЕМЕНКО очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив».

Я сказал, что ЕРЕМЕНКО будет, конечно, кровно обижен тем, что войска Сталинградского фронта будут переданы под командование другого командующего, а он останется не у дел.

СТАЛИН: «Мы не институтки. Мы большевики и должны ставить во главе дела достойных руководителей…» И далее, обращаясь ко мне: «Вот что: позвоните ЕРЕМЕНКО и объявите ему решение Ставки, ему предложите пойти в резерв Ставки. Если не хочет идти в резерв – пусть полечится, он все время говорил, что у него болит нога».

В тот же вечер по ВЧ я позвонил А. И. ЕРЕМЕНКО и сказал: «Андрей Иванович, Ставка решила окончание по ликвидации сталинградской группировки поручить РОКОССОВСКОМУ, для чего все войска Сталинградского фронта будут переданы в подчинение РОКОССОВСКОГО».

ЕРЕМЕНКО спросил, чем это вызвано. Я разъяснил, чем вызвано такое решение. ЕРЕМЕНКО настойчиво добивался, почему завершение операции поручается РОКОССОВСКОМУ, а не ему. Я ответил, что это решение Верховного и Ставки в целом. Мы считаем, что РОКОССОВСКИЙ быстрее закончит операцию, которая недопустимо затянулась и в первую очередь по вине командования Сталинградским фронтом.

Я чувствовал, что А. И. ЕРЕМЕНКО говорит, глотая слезы, и утешал его как мог.

– А что решено со мной? – спросил ЕРЕМЕНКО.

– Вас со штабом выводят в резерв. Если хотите, СТАЛИН дал согласие подлечить Вам свою ногу.

Это окончательно расстроило Андрея Ивановича, и он, тяжело дыша, не мог продолжать разговор. Я предложил ему подумать и позвонить через 30 минут для доклада Верховному.

Через 15 минут позвонил А. И. ЕРЕМЕНКО, с которым состоялся неприятный разговор.

ЕРЕМЕНКО: «Товарищ генерал армии, я считаю, что меня незаслуженно отстраняют от операции по ликвидации окруженной группировки немцев. Я не понимаю, почему отдается предпочтение РОКОССОВСКОМУ Я Вас прошу доложить товарищу СТАЛИНУ мою просьбу оставить меня командующим до конца операции».

На мое предложение позвонить по этому вопросу лично СТАЛИНУ ЕРЕМЕНКО сказал, что он звонил, но ПОСКРЕБЫШЕВ ему ответил, что СТАЛИН предложил по всем вопросам говорить только с Вами.

Я позвонил СТАЛИНУ и передал состоявшийся разговор с А. И. ЕРЕМЕНКО.

СТАЛИН меня, конечно, выругал и сказал, чтобы 30 декабря была дана директива о передаче всех войск Донскому фронту, а штаб Сталинградского фронта выведен в резерв».

Заметим, что в данном разговоре наиболее объективен был шеф НКВД. Сталин вдруг вспоминает старые неудачи Брянского фронта, хотя после этого Еременко успешно провел не одну операцию, включая защиту Сталинграда и окружение дивизий Паулюса. Жуков, конечно, прав в высокой оценке Рокоссовского, но это не значило, что Еременко справился бы с поставленной задачей хуже. И, конечно, Жуков, понимая, что Еременко не сможет ограниченными силами только своего фронта «добить» Паулюса, в связи с чем и инициировал совершенно правильное решение Ставки передать дело ликвидации окруженной немецкой группировки одному командующему.

Хотя не исключено, что Жуков несколько корректирует собственную позицию постфактум. Иначе трудно объяснить его повторное обращение к Верховному по поводу Еременко, если он тогда был действительно недоволен действиями командующего Сталинградским фронтом. Возможно, дело и в позиции, занятой Еременко в 1957 г. во время смещения Жукова с поста министра обороны, когда маршал активно поддержал Хрущева и аррогантно высказал в адрес Жукова ряд весьма нелицеприятных, некорректных и необъективных замечаний.

По свидетельству Еременко (которое есть основания подвергать сомнению), позже Сталин в разговоре с ним сделал следующее показательное признание: «Вы… сыграли главную роль в разгроме фашистской группировки под Сталинградом, а кто доколачивал привязанного зайца, это уже особой роли не играет». Вряд ли подобные «воспоминания», учитывая принятое Ставкой решение, украсили мемуары маршала…

1 января 1943 г. Сталинградский фронт был ликвидирован и в состав Донского были переданы 62-я, 64-я и 57-я армии.

В январе Еременко назначается командующим Южным фронтом (в который вошли не переданные Донскому остатки войск Сталинградского фронта), перед которым была поставлена задача разгромить гитлеровцев на нижнем Дону, освободить Ростов и отрезать пути отхода немецкой северо-кавказской группировке. Он успешно проводит наступательную операцию, но 2 февраля вынужден покинуть свой пост из-за резко ухудшившегося состояния здоровья.

В апреле уже 1943 года Еременко получает новое назначение – командующим войсками Калининского фронта (20 октября переименованного в 1-й Прибалтийский).

Отметим, что, единственный раз за всю войну Верховный выехал на фронт именно к Еременко, с которым обсудил вопрос подготовки Духовщинско-Демидовской наступательной операции. Об этом командующий фронтом оставил подробные воспоминания, представляющие немалый интерес, в том числе, для изучения деятельности Сталина как Верховного главнокомандующего: «1 августа 1943 г. в 2 часа ночи, когда, как обычно, подводились итоги боевого дня, раздался телефонный звонок. В это время я находился на командном пункте 39-й армии в 35 км северо-восточнее Духовщины.

– Здравствуйте, товарищ Иваненко (Иваненко – был мой псевдоним для телефонных переговоров).

– Здравствуйте, товарищ Иванов (псевдоним Сталина), – ответил я.

Сталин задал мне несколько вопросов о положении на Калининском фронте. В пределах возможного для телефонного разговора я ответил на поставленные им вопросы и коротко доложил об обстановке на фронте.

В конце разговора он сообщил мне о своем намерении 5 августа приехать на Калининский фронт. Местом встречи он назначил с. Хорошево под Ржевом, восточнее командного пункта Калининского фронта.

4 августа я выехал из 39-й армии на командный пункт фронта. По пути заехал в 43-ю армию, где с целью контроля побывал в некоторых частях и соединениях, входивших в состав ударной группировки и производивших сосредоточение. Проверив готовность этих частей и соединений к наступательным боям, к исходу того же дня я прибыл на командный пункт фронта. В 4 часа утра 5 августа отправился на машине к месту прибытия Верховного главнокомандующего. В пути я с волнением думал о встрече с ним, о том, как он оценит разработанный нами план действий войск Калининского фронта в Смоленской наступательной операции. Меня особенно волновал вопрос, выделят ли нам необходимое количество боеприпасов, усилят ли войска фронта артиллерией, авиацией и танками, так как для успешного выполнения плана операции мы настоятельно нуждались в этом.

В районе с. Хорошево я оказался несколько раньше условленного времени и снова стал просматривать план предстоящей операции. Примерно через 10 минут на легковой машине подъехал молодцеватого вида генерал-майор в форме пограничных войск и сообщил, что Верховный главнокомандующий на месте в с. Хорошево и ожидает меня.

Небольшое село, куда мы через несколько минут въехали, прижималось к крутому оврагу и, пожалуй, ничем не выделялось среди других сел Калининской области. Несколько улиц с деревянными домиками, а перед ними палисадники, зеленевшие черемухой, березой и липой.

Мы подъехали к небольшому двору, в центре которого стоял домик с карнизами, украшенными резьбой. Миновав крошечные сени и комнату с русской печью, я вошел в горницу и доложил Верховному главнокомандующему о своем прибытии и кратко о ходе боевых действий войск фронта. Он поздоровался со мной и пригласил сесть, сразу же задав несколько вопросов и прежде всего о противнике и о снабжении войск фронта продовольствием и боеприпасами.

Выслушав мои ответы, Верховный главнокомандующий повел речь об общих вопросах военно-политического характера. Затем И. В. Сталин подошел к карте Смоленской операции, прикрепленной мной к стене, и сказал: «Докладывайте, как вы спланировали боевые действия». Я охарактеризовал операционное направление и состояние обороны противника перед Калининским фронтом, а затем подробно остановился на соотношении сторон и возможностях фронта; главный упор сделал на то, что для успешного проведения операции нам недостает снарядов и что плотность артиллерии на участке прорыва составляет не более 140 орудий на 1 км фронта. Этого было недостаточно, особенно при учете прочности и многочисленности оборонительных сооружений противника. Основываясь на этом, я попросил Верховного главнокомандующего помочь нам авиацией, артиллерией и снарядами.

После этого мною был коротко изложен план операции, вытекавший из поставленной Ставкой задачи фронту. Операцию намечалось осуществить силами двух фронтов – Западного и Калининского. Действия смежных флангов двух фронтов должны были слиться в единый удар.

Маршал Советского Союза Н. И. КРЫЛОВ ОБ ЭТОЙ КНИГЕ В годы Великой Отечественной войны Отдельной Приморской армии выпала честь совместно с Черноморским флотом защищать Одессу и Севастополь.Оборона Одессы и Севастополя проходила в особых условиях. Она осуществлялась на